Читать онлайн «Каленая соль». Страница 34

Глава пятая

Год 1609. Осень

(По Владимирской дороге)

1

Утекший в феврале к тушинскому вору заговорщик князь Роман Гагарин нежданно возвернулся в престольную и разъезжал на коне по московским стогнам, с великим жаром увещевая всякого не верить самозванцу, ибо он доподлинно разбойник и кровопивец, а в Тушине у него одно пагубство и содом. К мелким стычкам с воровскими ватагами у городских окраин уже попривыкли, и отряжаемые в усиленные дозоры стрельцы сами отбивали врага, не поднимая сполоха. Очевидцы поговаривали, что в одной из таких стычек был тяжело ранен главный тушинский злодей гетман Ружинский и ему едва ли после того оправиться. В троицын день москвичи успешно отразили большой вражеский налет на Ходынке, и царь даже отпустил плененного пана Пачановсого в Тушино, взяв с него слово, что тот уговорит своих покинуть самозванца. Не добившись ничего, отважный поляк воротился в Москву и удостоился за свою честность похвал и милостей. Неудачи вора возрождали надежду на скорое избавление от него. Все лето москвичи с нетерпением ждали подхода главных сил Скопина-Шуйского из Новгорода и Шереметева из Владимира и наконец облегченно вздохнули, узнав, что Скопин уже разбил врага в Твери и приближается к недалекой Александровой слободе, куда к нему отовсюду стали стекаться ратники. Все сулило добрый исход, но громом среди ясного неба грянула весть о переходе сигизмундовых войск через рубеж и осаде ими Смоленска. И снова воровские скопища с усиленной прытью зашастали по -всем дорогам вокруг престольной. Особенно допекали налетами на хлебные обозы ротмистр Млоцкий и атаман Сальков, с которыми не могли совладать ни боярин Мосальский, ни думный дворянин Сукин, высланные против них. Тогда-то Шуйскому и пришлось опять вспомнить о прилежном Пожарском... Закаменевшая от первых холодов земля звенела под копытами лошадей. Из ближних рощ наносило палые листья, они взвихрились и кружились над всадниками. Был один из тех чистых осенних дней, когда могло показаться, что летняя благодать возвращается, если бы не остужающий лица острый ветерок да пестрящая перед глазами листва. Скача обочь и чуть позади князя по Владимирской дороге, Фотинка радовался, что Пожарский не пренебрег им, взял с собой наравне с бывалыми воинами, несмотря на его неискушенность.Но не зря все лето детина усердно учился приемам рукопашного боя, хоть и нелегко ему это давалось. Он долго не мог сообразить, что в схватке надобно уметь уклоняться от удара, делая обманные замахи, отскакивать в сторону, пригибаться, даже отступать,ломил по-медвежьи в открытую, на авось, со всей силушкой. Над ним посмеивались, однако он всегда оставался при своем добродушии и незлобивости. Занятый только мыслями о сече, где он должен был показать ратный навык, Фотинка первым заметил поспешающий обратно на рысях головной дозор, за которым уже вплотную гналась темная конная лава. Не мешкая, князь-воевода широко развернул свой полк. Вражеская погоня придержала коней, но сразу же к ней прихлынула подмога, и лес бунчуков и копий в единый миг вырос перед ратниками Пожарского. Судя по разномастной серой одежке, среди которой не было видно ни пышных перьев польских шлемов, ни блеска панцирей, а рядом с казацкими мохнатыми шапками часто мелькали примятые- мужицкие колпаки, это была ватага атамана Салькова. Двумя слетающимися стаями, взвывая и громко клацая железом, ринулись навстречу друг другу отряды. Только атаманский был много уже и плотнее: видимо, Сальков замыслил с маху протаранить строй ратников на удобной ровной дороге и потом, лихо повернув коней, обрушиться "сзади. Но он просчитался, у Пожарского в середке были самые надежные вой. Встретив сильный отпор и скучившись, тушинцы вовсе не углядели, что их уже охватывают и теснят с боков. Схватились крепко, вязко. Гул сечи и крики разносились далеко окрест, будто и не было здесь недавней благодатной тишины солнечного осеннего дня. Забыв все, чему был учен, сорвав с головы тесный шлем, Фотинка без нужды замахал направо и налево палашом, жалея, что воюет не пешим и без тяжелой рогатины. Теснота и давка, мельтешня и кружение не давали ему времени оглядеться и размахнуться на все плечо. Оказавшись в самой гуще, он уже не отличал своих от чужих и бестолково пытался пробиться дальше. Перед ним с удивительной быстротой и суматошеством мелькали искаженные яростью лица, лезвия бердышей и сабель, оскаленные морды коней, вскинутые руки. Липкий пот обжигал и туманил глаза. Фотинка локтями и спиной отпихивал падающие на него тела и никак не мог приноровиться к бою по науке. Осмотрительный князь выехал из свалки, как только почувствовал, что перевес в сражении на его стороне, и, остановившись на пригорке, наметанным взглядом охватил поле боя. Скоро в людском скопище он приметил непокрытую голову Фотинки и тут же наказал одному из сотников послать людей, чтобы вызволить неразумного детину. Когда, встрепанный и помятый, мокрый от пота и с мутными выпученными глазами, Фотинка предстал перед князем, тот не смог сдержать улыбки. - Чай, уже раскумекал, что не вся правда в силе? - поддел детину Пожарский. - Дак ежели бы честная драка была, а то куча мала,- отпыхиваясь и шмыгая носом, постарался не уронить своего достоинства Фотинка. - Честная? На кулачки? Бона чего возжелал! Обвыкай во всяких бранях не плошать. А покуда приглядися,что к чему. - Не по мне приглядываться,- расстроился детина.- Я ведь не сробел, а малость замешкался, поразмыслить было недосуг. - Вот и поразмысли, дабы не переть телком, сломя голову... Прошло уже, верно, более часу, а сражение не стихало. Потесненные тушинцы держались стойко. Но уже и с боков во всю силу налегали на упорных, так что треск и гром сотрясал придорожные рощи, где тоже завязывались схватки. Непрестанно вздрагивали и раскачивались молодые осины и березы, густо роняя листву на мертвых и раненых. Все чаще ратники сменяли друг друга для поочередных передышек, и сеча то пригасала, то вспыхивала с новой силой. Пожарский не мог ждать никакой подмоги, и про то смекнул Сальков, надеясь, что возьмет числом. Но если его ватага валила скопом и без разбору, то Пожарский расчетливо вел битву, перемещая сотни на самые уязвимые места. И настал час, когда поколебалась воровская рать. Один за другим тушинцы стали выезжать из боя, безвозвратно скрываясь в рощах. Целая толпа их сыпанула в дол и перемахнула вброд через мелкую речушку. Дивясь невиданному для него зрелищу кровавой сечи, Фотинка внезапно заметил какое-то замешательство позади сальковского войска. Там тоже замелькали сабли и раздалась пищальная пальба. - Глякось, Дмитрий Михайлович, ровно бы и туда поспели наши пострелы, указал он Пожарскому. Тот, недоумевая, только покачал головой. Уже видно было, как повсюду панически рассеивалась ватага. Пришпорив коня, князь с места рванул вперед. Фотинка поскакал следом. Их отдохнувшие лошади скоро оказались в голове погони и помчались дальше, словно бы расчищая путь - так резко и уступчиво шарахались от них в испуге и смятении показавшие спины тушинцы. Вскоре князь с Фотинкой натолкнулись на незнакомый, вызвавший вражеское замешательство отряд из доброй полусотни мужиков, которые, заслонив вкруговую припряженных к большой пушке лошадей, все еще доставали своими пиками, навязнями и топорами безоглядно прущих мимо них беглецов. Усердствовали они молча и сурово, будто работая. Но бросалась в глаза мужицкая неискушенность. - Ай да вой! - усмехнувшись, приветствовал их князь. - Чьи вы, молодцы? Из круга выступил один из мужиков с густо посеребренной бородой и зоркими глазами, пристально посмотрел на князя, но не успел разомкнуть уста, как Фотинка с криком слетел с коня и бросился к нему. - Дак то же!.. Дак то же!..