Читать онлайн «Коромысло Дьявола». Страница 49

Зато сестрица, всем естественным наукам предпочитающая учить детей химии, так, наверное, и останется на всю жизнь Ленкой-Химозой. Правда, в последнее время Химозу даже за глаза злоязычные гимназисты принялись звать по отчеству. Совсем не уважительно, но акцентировано с дефисом «Але-говна». На свою беду она стала представляться детям не Еленой Олеговной, а по-белоросски Аленой, без «ё».

— Вот ей имя-отчество наши детки с малого подсократили, — как-то за обедом каустически пошутила мать семейства, она же замдиректора гимназии с длинным индейским прозвищем Химица-Вырви-глаз.

Видать, не зря она с давних пор заслужила его за ядовитые разносы, плюс едкие издевательские разборки с нарушителями учебной, трудовой дисциплины и административно-педагогических порядков. Втихую с легкой руки директора, видимо, проклинавшего свою тяжелую участь, Амелия Иосифовна так же заслужено носила кличку Зверь-баба.

Также Амелия Иосифовна, она же мама-теща и непререкаемый глава семьи надежно, как на колбу с небезопасным химпрепаратом, приклеила на зятя кличку-ярлык Яша Психун. Он-то и числился в семействе Ирнеевых главным клоуном, а не Филька-богомолец, чуть что темневший глазами, словно грозовая туча, какая вот-вот должна разразиться громами и молниями или же чем-нибудь похуже…

Однажды на кухне сестра Химоза и зять Психун весьма неосторожно взялись подтрунивать над религиозными верованиями шурина-первокурсника, худ-бедно не отвечающими их материалистическому мировоззрению. Пострадали оба молодожена, как они потом суеверно говорили: «от дурного Филькиного глаза».

На самом деле не на шутку разозленный Филипп совсем не смотрел на посудину с куриным бульоном, только что снятую с огня. Обжигающий, с пылу с жару бульончик сам по себе опрокинулся на Ленкины окорока. Да и кастрюльку Ленка, нечеловечески заорав, сама задом и вульвой отфуболила молодому супругу прямиком на мужественное генитальное место.

Ошпаренный уязвимо Яша Психун заорал куда громче молодой супруги и принялся зажигательно скакать по тесной кухне, выбрасывая коленца наподобие девок-плясуний во французском канкане. Не отставала от него по части танцевального мастерства и Ленка-Химоза, горячо отплясывая вприсядку то ли украинский гопак, то ли русскую камаринскую.

Давясь хохотом, шурин Филипп первым долгом свалил на пол горячую женщину — родная кровь все-таки — содрал с нею мокрую жирную юбку вместе с трусами и оттащил в ванную под холодный душ. Велев вопившей сестре сидеть тихо и держать в воде «бланшированную, из рака ноги, задницу», он по-христиански поспешил на помощь зятю.

К тому времени Яша Психун зажигать на кухне уже не мог, он понуро сидел на корточках, негромко икал и мелко-мелко дрожал вымокшим передом. Избавив зятя от брюк и исподнего, продолжавших его таки припекать, подобно плащу Геракла, отравленного ядом лернейской гидры, Филипп и этого родственника доставил по назначению в ванную.

Там Яша уселся в холодную воду напротив голозадой супружницы, и они визави оба принялись усердно изучать, насколько пострадали Яшины обваренные причиндалы. Сообща молодожены решили: скорую медицину вызывать не надо, так обойдется.

Действительно, обошлось… Ночью или под утро супружеское ложе громко скрипело, а Ленка могла заорать, воззвать, будто бы Яша ей опрокинул в постель очень ранний завтрак с обжигающе горячим куриным бульоном.

«От Яши Психуна всего можно ожидать, потому что зятек — придурок по жизни и натуропат», — полагал шурин Филипп. И он не был одинок в нелестном мнение о муже сестры. Придурковатость и небезопасность зятя он и его родители усматривали по многим жизненным параметрам.

Вот, к примеру, тесть Олег Ирнеев без смеха не мог поминать о том, как его зятюшка подвизается лаборантом на всамделишней кафедре психоистории Белоросского государственного университета. Научно-фантастическую сагу американского профессора Айзека Азимова о ненормальных, поверивших в миф о всеведущей психоистории, Олег Игоревич некогда прочитал и едва ли мог предполагать, что когда-нибудь найдутся юмористы-чиновники от высшего образования, сумеющие бульварную беллетристику сделать университетской наукой.

— Это у них такой академический юмор, — потешался тесть и вспоминал о существовании при этом самом БГУ забавного факультета социальных технологий, где готовят работников собесов, насчитывающих пенсии и распределяющих костыли среди инвалидов.

— Вряд ли что-то такое имел в виду философ и публицист Карл Поппер, пустивший в оборот данное научное понятие, дорогие мои. В гробу, должно быть, америкашка-старикашка переворачивается. Почему бы тогда и психоисторию не поизучать?

А давайте, дамы и господа чиновные, откроем в БГУ кафедру дианетики имени Рона Хоббарда…

Тестя смешило и то, что психоисторической кличкой зятя наделила, приложила теща Амалия Ирнеева, уязвленная тем, как же долго в лучшем и главном вузе страны содержат шайку шарлатанов и лжеученых, втирающих очки руководству, будто они могут предсказывать и объяснять политические события. И при этом: «вы только подумайте, — какие же они недоумки! — пренебрегают единственно верным маркисистско-ленинским учением об историческом и диалектическом материализме».

Филипп же диалектически обложил Яшу Психуна недоумком не только из-за портрета величайшего психоисторика Гарри Селдона, висящего у зятя на стене. Сей литературный образ из невозможного будущего, придуманный доктором Азимовым, графически вообразил, виртуально воплотил и оформил один из Яшиных приятелей-компьютерщиков, тоже приверженный психоистории. Но бескорыстно и по-любительски, в свободное от основной работы время.

Тем компьютерный художник и был нормален, в противоположность Яше Самусевичу, профессионально заканчивающему кропать придурковатую диссертацию на тему белоросской постсоветской истории. В ней зять по кафедральной психоисторической методе взялся доказывать неизбежность прихода к власти конкретного президента Лыченко и абстрактную необходимость пожизненного президентского правления.

«Надо полагать, при этом белоросские психоисторики запросто выдают правоверные политические предсказания. Вон 16 лет назад Лыч-урод стал батькой-президентом; он и еще столько же проживет. И в президентах останется…

В стране придурков и науки, право слово, придурковатые…»

Дорога и управление автомобилем нередко навевали на Филиппа Ирнеева государственные и политические раздумья. Так ему проще не расслабляться и бдительно следить за обстановкой.

«…От свойственников никуда не денешься. Бог их нам в наказание дает. Он же их и прибирает, потому что в животе и смерти властен…», — опять вернулся Филипп к картинкам из семейного альбома.