Читать онлайн «Путешествие восьмое». Страница 3

Что-то встало. Я услыхал далекий пронзительный голос - будто разрезали листовое железо, - но вскоре я перестал обращать внимание на его тембр.

- Высокий Совет! - говорил представитель Тубана. - Услыхали мы тут, из уст полпитора Воретекса, теплую рекомендацию племени с дальней планеты, еще неизвестного присутствующим. Хотелось бы мне выразить сожаление, что неожиданное отсутствие сульпитора Экстревора на сегодняшнем заседании лишило нас возможности детально ознакомиться с историей, природой и обычаями этого племени, принятия которого в ООП так жаждет Тарракания. Не будучи специалистом в области космической тератологии, хотел бы я, однако, в меру своих скромных сил, дополнить то,что мы имели удовольствие услышать. Прежде всего - в общем-то вскользь, попутно - отмечу, что родная планета Человечества именуется не Земийя, 3имайя или 3емейя, как - не по незнанию, разумеется, а я глубоко убежден, лишь в ораторском запале и порыве, - говорил блистательный тарраканин. Конечно, это несущественная подробность. Однако же и термин "человечество", которым он пользовался, взят из языка племени Земли - так звучит настоящее имя этой отдаленной провинциальной планеты, - наша же наука определяет землян несколько иначе. Осмелюсь, в надежде, что не утомлю этим Высокое Собрание, зачитать полное наименование и классификацию вида, вопрос о членстве которого мы рассматриваем, причем воспользуюсь безукоризненным трудом специалистов, а именно "Галактической тератологией" Граммплюсса и Гзеемса.

Раскрыв перед собой на пюпитре огромную книгу в месте, обозначенном закладкой, представитель Тубана начал читать:

- Согласно с принятой систематикой, появляющиеся в нашей галактике аномальные формы следует относить к типу Aberrantia (искаженцы), который делится на подтипы Debilitales (недоумки), а также Antisapientinales (противоразумщики). Последних мы разделяем на тупоголовцев и безобразняков. Некоторые из безобразняков создают собственные псевдокультуры; сюда относятся такие виды как Idiotus erectus Gzeemsi "идиот прямоходящий" или "подонковец строевой Гзеемса", который именует себя Genius pulcherrimus mundanus (прекраснейший гений мира), или же как тот своеобразный, с совершенно лысым телом экземпляр, замеченный Граммплюссом в самом темном закоулке нашей Галактики, - Monbtioteratum furiosum - "одержимец монстроподобный", который называет себя Homo sapiens.

В зале поднялся шум. Председательствующий включил машину с молотком.

- Держитесь! - прошипел мне тарраканин.

Я его не видел из-за сияния юпитеров, а может, из-за пота, который заливал мне глаза. Слабая надежда возникла у меня, когда кто-то попросил слова по формальному вопросу. Представившись собранию в качестве члена делегации Водолея, вместе с тем астрозоолога, он начал пререкаться с тубанцем, к сожалению, лишь на той почве, что, будучи сторонником школы профессора Хагранапса, считал представленную классификацию неточной. Вслед за своим учителем он счел ошибочным определение Monstroteratus в применении к человеку, ибо следовало воспользоваться номенклатурой водолейской школы, где последовательно применяется термин Artefactum abhorrens (искусственник уродиковый).

После краткого обмена мнениями тубанец продолжал свою речь:

- Достойный представитель Тарракании, рекомендуя кандидатуру так называемого Человека разумного, или, чтобы быть более точным, - типичного представителя плотоядных! - одержимца, не упомянул в рекомендации слово "белок", считая его неприличным. Бесспорно, оно вызывает ассоциации, о которых приличия не позволяют мне распространяться. Правда, наличие даже такого строительного материала не позорит (возгласы: "Слушайте! Слушайте!"). Не в белке дело, Высокий Совет!

Я был словно в полуобморочном состоянии - до меня доходили лишь обрывки речей.

- Даже плотоядность не может никому вменяться в вину, поскольку она возникла в ходе естественной эволюции. Однако же различия, отделяющие человека от животных - его сородичей, почти не существуют! Подобно тому как высокий индивидуум не может считать, что рост дает право ему пожирать тех, кто ниже ростом, так и наделенный несколько более высоким разумом не может ни убивать, ни пожирать тех, кто ниже по умственному уровню, а если уж он должен это делать (выкрики: "Не должен! Пускай шпинат ест!"), если, говорю, должен вследствие трагического наследственного отягощения, то он обязан поглощать свою окровавленную жертву в тревоге, тайком, в норах своих и в самых темных закоулках пещер, терзаемый угрызениями совести, отчаянием и надеждой, что когда-нибудь удастся ему освободиться от бремени этих непрерывных убийств. К сожалению, не так поступает искусственник! Он подло бесчестит останки, колошматит и шпигует, душит и тушит их, забавляясь тем, и лишь потом поглощает их на публичной кормежке, среди прыжков обнаженных самок своего вида, потому что это разжигает его вкус к мертвечине... Он напридумывал себе высшие оправдания, которые, разместившись между его желудком, этим могильным склепом бесчисленных жертв, и бесконечностью, дают ему право убивать с гордо поднятой головой. Чтобы не отнимать время у Высокого Собрания, больше не буду говорить о занятиях и нравах так называемого Человека разумного. Среди его предков один как будто подавал некоторые надежды. Был это вид Homo neanderthalensis (Человек неандертальский). Им стоит заинтересоваться. Походя на современного человека, он имел больший объем черепа, а значит, и большой мозг, или же разум. Собиратель грибов, склонный к раздумьям, страстно любящий искусство, кроткий, флегматичный, он несомненно заслуживал бы того, чтобы вопросе его членстве сегодня рассматривался на этом Высоком Собрании. К сожалению, его нет средь живых. Не может ли нам сообщить делегат Земли, которого мы имеем честь принимать здесь, что случилось с таким культурным, таким симпатичным неандертальцем? Землянин молчит, так я скажу за него: неандерталец истреблен целиком, стерт с лица Земли так называемым Homo Sapiens. Мало ему, однако же, было мерзости братоубийства, принялись вдобавок земные ученые чернить несчастную жертву, себе, а не ей, большемозгой, приписывать высший разум! Итак, Высокий Совет...

Из этой двухчасовой речи до меня доходили по сути лишь отрывки, но и этого вполне хватало. Тубанец создавал образ чудовищ, купающихся в крови, и делал это не спеша, систематически, открывая все новые, заранее заготовленные ученые книги, анналы, хроники, а уже использованные швырял об пол, словно охваченный внезапным отвращением к ним, будто те страницы, где говорилось о нас, слиплись от крови жертв. Постепенно дошел он до истории нашей цивилизации; рассказывал об избиениях и резне, о войнах и крестовых походах, о массовых убийствах, показывал эстампы, демонстрировал на эпидиаскопе технологию преступления и пытки, древние и средневековые, когда же он обратился к современности, шестнадцать служителей подкатили к нему на прогибающихся от тяжести тележках кипы нового фактографического материала; другие же служители, или вернее санитары ООП, передвигаясь на маленьких геликоптерах, оказывали тем временем первую помощь массам сомлевших слушателей этого реферата, обходя лишь меня одного, в простодушной уверенности, что поток кровавой информации о земной культуре мне не повредит. А я где-то в середине этой речи начал, как на грани безумия, пугаться самого себя, будто бы средь этих причудливых, странных созданий я один был чудовищем. Я уж думал, что эта страшная обвинительная речь никогда не кончится, но тут прозвучали слова: