Читать онлайн «Ярмо Господне». Страница 24

Пойдемте, коллега, не будем задерживаться. Не такое уж мы с вами большое начальство, Фил Алегыч…

В воскресенье темным утром гости Вероники Афанасьевны Триконич разъехались по своим надобностям. И Филипп с Настей отправились к обедне в монастырскую церковь Утоли моя печали по раскисшей дороге. Обещанная метеорологами крещенская оттепель, уже по юлианскому календарю, вот-таки наступила.

До и по окончании церковной службы джип вела Настя аккуратно, внимательно, строго в соответствии с малоприятными погодными условиями и правилами дорожного движения. Что нынче не мешает ей спокойно разговаривать.

«Ага, раньше-то за рулем постоянно гормональный кайф ловила, адреналинщица».

— Знаешь, Фил, женское тело совсем не приспособлено для ношения оружия. В облегающее одеться нельзя, торчит, топорщится, бугрится, где не надо. Если на поясе за спиной, то ствол в задницу упирается, сидя и стоя…

Невидимая кобура на животе или на бедре плохо. Машка все видит, смеется, говорит: Мальбрук в поход собрался, аноптически. А сама шелковые ножны с крисом в лифчике днем и ночью носит.

— Так уж и ночью? — не поверил Филипп.

— Ей-ей! Она мне хвасталась открытой сбруей в окружностях на тоненьких ленточках и бретельках. Чтоб голыми сиськами в сауне потрясать, на пляже, и все такое…

Хотела я себе такую, чтобы под мышкой пистолет носить, опять же нехорошо. Мне грудь не дает быстро его доставать. Между сисек — самой неудобно.

— Носи своего Вальтера Вальса в сумочке через плечо. Доставать удобно при некотором навыке.

— Так он тяжелый!

— Привыкнешь — полегчает. По крайней мере, физически.

Хотя невидимое, метафизическое, сокрытое… оно весомее видимого, секулярного… — Филипп взял теургическую цезуру и приступил к дидактическим трудам, уместным после православной литургии.

— К примеру, неофит, наше эзотерическое, сокровенное, аноптическое вероисповедание в сравнении с открытым, эктометрическим религиозным культом выглядит подобно девятимиллиметровой свинцовой пуле внутри детского воздушного шарика.

Но и без внешней оболочки соборной православной веры нам с тобой никак не обойтись. Поскольку мы духовно живем в мире от века сего и материально на него воздействуем.

Эктометрическое православие материально и натуралистично, так как стремится от грешной человеческой плоти к безгрешному духу в непосредственных молениях и упованиях. Мы же от духа нисходим к плоти во имя благих целей и вящей славы Господней.

Эта церковь, наша с тобой открытая православная религиозность состоят посредниками между нами и бренным миром. Через них мы приобщаемся к секулярной социальной среде в церковном единомыслии и в совместных экклезиастических молениях.

Секуляры, наоборот, в храме Божием, будучи воцерквленными, в таинстве общей молитвы от собственной грешной и тварной плоти восходят через ипостась, лик Богочеловека, также посредством культа Богоматери, к Духу Святому.

Мы от Пресвятой Троицы, Единосущной и Нераздельной, состоятельно идем к человеку. Они же от человека, — в их понимании отдельной твари Божьей, — устремлены к ипостасям Бога-сына, Бога-отца и к Святому Духу, который мирянам не дано уразуметь…

…Эктометрическая правоверная церковь, как всеединая обитель Божия, необходима эзотерическим харизматикам, осиянным Благодатью Господней, незримой и неизреченной для секуляров. Ибо церковь, костел, иные молельные дома на нашей стороне непоколебимо стоят превыше тварного и грешного естества человеческого и мирского.

Церковность в ее различных конфессиях, в благочестивых духовных таинствах суть заслон, цитадель, противостоящие смертным грехам натуральной магии, естественного колдовства, поганского волхования, зловредительной порчи, природного мерзостного ведовства, злонамеренного знахарства. Чем больше в людях церковного, тем меньше мы находим в них тварной богопротивной волшбы и мерзких чародеяний…

Представь, Настя, каково бы нам пришлось, солоно и горько, когда б клирики, их воцерквленная паства перестали подвергать действенной социализированной анафеме магическую скверну и колдовскую порчу. Пришлось бы самим активно вмешиваться во многоразличные секулярные дела от мира сего.

Вот это чревато большими политическими бедами, искушениями, грехами, моя маленькая. Можем заехать невзначай, куда нам совсем не по пути.

Вспомни хотя б о сгинувших в небытии беспутных архонтах-интерзиционистах, кичливо мнивших себя тайными экуменическими правителями. Или же о богомерзких апостатах-евгениках, которые тоже без Бога и без царя в голове…

Настя довезла Филиппа до своего дома, дальше он сам направился к себе в убежище. Подъехал он туда со стороны осевого диагонального проспекта, пересекающего Дожинск с юго-запада на северо-восток.

При каждой политической перемене мест слагаемых властей преходящих от мира сего-того главенствующую магистраль города переименовывали. Так что столичные местожители называют ее по-житейски проспектом. Но весьма уважительно, подразумевая заглавную букву или, скорее, определенный артикль, ни белоросской, ни русской грамматикой не предусмотренный.

Незаметно осмотревшись по сторонам, Филипп скрылся за джипом от какой-то юной парочки, герметично взасос целовавшейся, стоя в луже под аркой между колоннами. Затем незримо и неслышно проскользнул мимо влюбленных лесбиянок в асилум.

Кроме него одного, никому больше не дано увидеть в гладко оштукатуренной стене дома в проходе под аркой массивную дверь мореного дуба с медными полосами, блестящее латунное кольцо на ней, узорчатый фонарь над входом с приветливым огоньком масляного светильника. На сей раз убежище предстало перед ним в давнем, едва ли не первоначальном образе маленькой городской кофейни.

В кофейном заведении было сухо и комфортно. На барной стойке Филиппа уже ждали чашка дымящегося кофе, полстакана джина и початая пачка «Мальборо» с призывно выдвинутой сигаретой.

«Как поживаете? Согласитесь, погоды нонче стоят дьявольские».

Рыцарь Филипп примостился на высоком круглом табурете, отхлебнул ароматного кофе, огляделся в знакомом интерьере.

Слева от полок со спиртным изобилием находится узкая дверца, ведущая в служебные помещения. Там, — в чем Филипп более чем уверен, — имеется неизменный транспортный коридор с дверьми, открывающимися в самые разные места. Справа же за проходом, занавешенном непрозрачными полосками матового металла, — похоже, из фольги, — скрывается нечто неизвестное.

«Потом оценим сюрприз асилума, сначала работа».