Читать онлайн «Княжна Тараканова от Радзинского». Страница 13

Поступки, совершаемые мнимой княжной, ее бесконечные обманы, вымогательство, чисто деловое распутство, о котором знают все, кого она обольстила и кто теперь беспрекословно служит ей, не вызывают симпатии. "Я тебя не любила, - говорит Тараканова Орлову во время последней встречи, - Я виновата. Я любила... что? Деньги? Нет, я их тратила. Я любила власть. Власть над всеми".

Уже описав это, Радзинский как бы "не дотягивает", т.е. не может убедительно показать читателю, в чем же состоит секрет обаяния "авантюрьеры". А ведь секрет обаяния самозванки в данном случае решает многие вопросы. Что бы объяснить его, нужно хорошо знать культурные особенности того времени. Беда в том, что, озаглавив свою книгу "Любовь в галантном веке" и легко манипулируя начитанным материалом, писатель слабо владеет внутренним культурным контекстом эпохи.

Княжна Али Эметте, воспитанница турецкого вельможи, путешествовавшая по Сибири и Персии, наследница Российского престола... Как это было далеко и загадочно для европейцев конца позапрошлого столетия. Названия почти не ассоциировались с реальными землями, зато в голове всплывал целый сонм сказочных образов далеких, волшебных стран, которые помещали в Азии, на Востоке. Европейская читающая публика того времени не видела русских атласов зато с восторгом проглатывала книги английских и немецких путешественников о далекой Московии, и еще более далеких Персии, Турции, Китае... В них встречались самые фантастические подробности вроде изобилующей бегемотами реки Лены у Дж. Перри, или "барашкового дерева", которое представляет собой выросшего из земли живого ягненка на древесном стволе, с него срывают шкуры и делают себе шапки ( это только в России, а дальше... ) Изображением подобного растения украшены даже некоторые географические карты конца XVII - начала XVIII вв. Словом, Алин была княжной из сказочной земли - принцессой грез.

Связь загадочной дамы с Турцией тоже предавала ей особое обаяние. Для европейской культуры XVIII в. был характерен сильный "ориентализм", т.е. интерес ко всему восточному, будь то дамский головной убор - стилизованная чалма - в котором щеголяют очаровательные модели Лами и Боровиковского, или тайные мистические общества, пришедшие якобы из Египта или Индии. Сент-Жермен призывал своих последователей "учиться у пирамид", "великим кофтом", т.е. представителем некоего коптского масонства, именовал себя Калиостро. Именно в рамках этого "ориентализма" сложилась традиция приписывать всему загадочному и демоническому турецкие и шире просто восточные черты. Это характерно для литературы, музыки, живописи XVIII XIX вв. Черт или смугл, или одет как турок, или имеет восточные черты лица. Княжна - роковая женщина, в ее природе силен отпечаток обольстительного демонизма.

На ту же мысль наводит и подчеркиваемое во всех ее портретах косоглазие - отличительная черта ведьм. Характерно, что никому, кроме священника, косоглазие не помешало оценить загадочную княжну как исключительную красавицу. А вот ксендзу Глембоцкому, не фигурирующему у Радзинского, именно эта деталь в ее облике чем-то не понравилась. "Если бы не косые глаза, она могла бы соперничать с настоящими красавицами", - пишет он.

Умение менять образ буквально в мгновение ока, превращаться в кого-то другого, тоже служит характерной чертой человека, занимающегося магией. "У нее были не только разные имена, но, клянусь, и разные лица! - говорит в начале своего рассказа де Рибасу маркиз де Марин. - Вот ее волосы кажутся совсем черными и глаза становятся как уголь - и она персиянка... Но вот ты видишь, что на самом деле ее волосы темно-русые, а лицо - с нежным румянцем и веснушками. И она славянка, клянусь! А вот она повернулась в профиль, и этот хищный нос с горбинкой, и этот овал... она уже итальянка, дьявольщина!"

Алин - несчастный падший ангел, которого каждый из ее новых поклонников готов поднять из бездны. Но... по чисто мифологическому закону, все, что связано с нижним миром, несет на себе печать демонизма, не может никого возвысить в духовной сфере - только в материальной. Поэтому, желая спасти своего идола, влюбленные кавалеры и не замечают, как падают сами и оказываются в той же грязи, что и их ночной кумир.

Но и это еще не все. Соблазн соприкосновения со сказкой, с "1000 и 1 ночью" наяву, с феерией восточного волшебства, которое может сделать гонимую, утратившую престол принцессу обладательницей несметных богатств и хозяйкой огромной империи, был слишком велик. Он полностью укладывался в культурный контекст времени. Разве мало было таких принцесс? Особенно в России? А сама Елизавета Петровна? А Екатерина? Все казалось возможным!

К тому же образ преследуемой, вынужденной скрываться и преодолевать множество опасностей прекрасной дамы королевской крови нуждался в неизбежном появлении верного, сильного и благородного рыцаря, который окажет ей помощь и защиту. И они появлялись... многие верные и благородные, но не слишком сильные рыцари. Вот тут ловушка и захлопывалась. Происходило преображение героини, сразу переводившее ее на совершенно другой уровень уровень роковой женщины, дамы пик, о котором мы уже говорили. А герой, только что ощущавший себя защитником и покровителем, оказывался ее рабом. Жалким, растоптанным и не имеющим силы возражать приказаниям хозяйки. "Она захотела, и маркиз де Марин превратился в фальшивомонетчика, в шулера... Мне все время нужны деньги... только с деньгами я могу показаться к ней. Я ненавижу ее, когда ее нет. Но она велит - и я скачу в Рагузу помогать ей бежать от долгов. Она - мое проклятье... И если вы пришли ее убить постарайтесь это сделать поскорее", - умоляет де Рибаса несчастный Марин. Тема порабощения душ тоже связывает образ Таракановой с инфернальным миром.

Поразительно, но описывая бесконечные варианты рабов самозванки от Эмбса и Рошфора, до Лимбурга и Доманского, Радзинскому ни кого из них не приходит в голову обвинить в "холопстве". Хотя большей потери собственной воли, чем у любовников-слуг самозванки, трудно представить. В уже цитированном нами последним разговоре Таракановой и Орлова княжна говорит, что проиграла, потому что "впервые встретилась с любовью раба". Это ложь, при чем не только в устах Алин, но и самого автора. Ни какой другой любви, кроме рабской, мнимая принцесса не знала, и унижать чужое чувство до состояния собачьей преданности ей чрезвычайно нравилось. Просто в случае с Алексеем Орловым она столкнулась либо с чужим рабом, как настаивает Радзинский, либо со свободным человеком, как считаем мы.

Обоснуем нашу точку зрения. Поклонники Алин становились ее невольниками, не только благодаря личной красоте и обаянию самозванки, а еще и благодаря тому, что в силу происхождения и воспитания уже были "невольниками" определенной культурной традиции - западного "ориентализма" XVIII в., в которую Алин так блестяще вписывалась. Поэтому их поведение было заранее как бы закодировано собственной культурной принадлежностью.