Читать онлайн «Люди, боги, звери». Страница 42

«Нервы, — подумал я. — Ненормальная сверхвпечатлительность, вызванная необычной обстановкой и переутомлением».

Хутухта повернулся ко мне со словами: «Дай сюда свой хадак. Ты, чувствую, очень беспокоишься за судьбу своих близких, и я хочу помолиться за них. Ты тоже должен молиться, проси Бога, чтобы он помог им, и направь все помыслы души к Царю Мира, который однажды освятил это место своим посещением».

Хутухта положил хадак на плечо Будды и, простершись на коврике перед алтарем, зашептал слова молитвы. Затем поднял голову и слабым жестом позвал меня..

— Посмотри в темноту за статую Будды, он покажет тебе твоих близких.

Повинуясь приказу, я стал вглядываться в темное пространство за статуей. Вскоре во тьме поползли струйки дыма, похожие на прозрачные нити. Они плыли в воздухе, постепенно уплотняясь и множась, и наконец оформились в человеческие фигуры и предметы. Я увидел незнакомую комнату, в ней свою семью и еще несколько человек. Кого-то я знал, кого-то нет. На жене было знакомое платье. Я мог разглядеть каждую черточку дорогого лица. Постепенно видение потускнело, расплылось, пре-вратясь то ли в струйки дыма, то ли в прозрачные нити, а потом исчезли и они. За позолоченной статуей Будды не осталось ничего, кроме мрака. Хутухта поднялся с колен, снял с плеча Будды хадак и вернул мне его со словами:

— Удача не оставит тебя и твою семью. Божье благословение пребывает с тобой.

Мы покинули дом, освященный пребыванием в нем таинственного Царя Мира, где он молился о человечестве и предсказал судьбу народов и государств. К моему величайшему удивлению, мои спутники, оказывается, тоже лицезрели ниспосланное мне видение и подробно описали, как выглядели и как были одеты люди, возникшие из тьмы за спиной Будды.

Монгольский офицер рассказал мне, что днем раньше Чултун Бейли просил хутухту открыть, что ждет его в эти судьбоносные для страны дни, но хутухта в ответ только замахал в страхе руками и категорически отказался. Позже я спросил хутухту о причинах отказа, добавив, что, согласись он, это могло бы успокоить Чултуна Бейли — придал же мне бодрости вид моих близких. Хутухта, нахмурив брови, ответил:

— Нет! Видение только расстроило бы князя. Его судьба мрачна. Вчера я трижды молил небеса открыть мне его будущее, разводил огонь, гадал на бараньих лопатках и внутренностях, и всякий раз ответ был ужасен…

Не докончив фразы, он горестно закрыл лицо руками. Видимо, по его убеждению, судьба Чултуна Бейли была черна как ночь.

Часом позже Нарабанчи-Куре уже скрылся от нас за горами.

В Улясутай мы прибыли в день возвращения отряда, отправившегося разоружать охрану Ван Сяо-цуна. На своем пути отряд встретился с полковником До-моировым, и тот приказал им не только обезоружить, но и ограбить китайцев, и, к сожалению, лейтенант Стрижин выполнил этот противозаконный приказ. Присвоив себе ворованные китайские шинели, сапоги и наручные часы, русские офицеры покрыли себя позором и много потеряли в общественном мнении. Серебром и золотишком они тоже не побрезговали. Ограбленные русскими, монгольская жена Ван Сяо-цуна и ее брат, вернувшись с отрядом, заявили властям свой категорический протест. Что касается китайских чиновников и их охраны, то они добрались до китайской границы с превеликим трудом, натерпевшись от холода и голода. Нас, иностранцев, удивили почести, с какими подполковник Михайлов встретил Стрижина; позже этому нашлось объяснение: с Михайловым поделились ворованным серебром, а его жене подарили красивое, богато украшенное седло Фу Сяна. Чултун Бейли потребовал, чтобы ему передали для сдачи китайским властям все отнятое оружие, а также ворованные вещи, но Михайлов отказался. После этого мы, иностранцы, порвали все отношения с русским отрядом. Между монголами и русскими отношения тоже стали натянутыми. Некоторое время спустя офицеры выразили свое несогласие с действиями Михайлова и Стрижина, что еще больше накалило обстановку.

Примерно в это же время, одним апрельским утром, в Улясутай въехал небольшой вооруженный отряд. Всадники остановились в доме большевика Бурдукова, который передал им, по дошедшим до нас слухам, много серебра. Всадники называли себя бывшими офицерами царской гвардии. Это были полковники Полетика, Н.Н. Филиппов и три его брата. По их словам, они взяли на себя миссию объединить всех белых офицеров и солдат в Монголии и Китае и вести их в Урянхай на битву с большевиками — после того как уничтожат войско барона Унгерна и вернут Монголию Китаю. Назвали они себя представителями Центрального союза Белого движения в России.

Живущие в Улясутае русские офицеры встретились с ними, ознакомились с их документами и допросили. В результате оказалось, что рассказы этих субъектов о своих целях — сплошное вранье. Поле-тика занимал крупный пост в военном комиссариате большевиков, а один из братьев Филипповых помогал Каменеву в установлении контакта с Англией. Никакого Центрального союза Белого движения не существовало, а битва в Урянхае являлась приманкой, на которую должны были клюнуть белые офицеры. С большевиком Бурдуковым группа поддерживала постоянную связь.

Офицеры не могли прийти к единому мнению, что делать с этими «представителями». Голоса разделились. Подполковник Михайлов, еще несколько офицеров, а также подоспевший со своим отрядом полковник Домоиров присоединились к группе По-летики. Впрочем, Домоиров поддерживал отношения с обеими сторонами и, не переставая интриговать, назначил в конце концов Полетику комендантом Улясутая, послав барону Унгерну подробный отчет о городских событиях. В этом документе он уделил много места моей персоне, обвинив меня в подстрекательстве и неповиновении приказам. Его офицеры неотступно следовали за мной по пятам. Советы поостеречься поступали ко мне из самых разных источников. Домоировская банда во главе со своим предводителем громко вопрошала, какое право имеет какой-то иностранец вмешиваться в монгольские дела? Как-то на собрании один из приспешников Домоирова задал мне этот вопрос в упор в надежде спровоцировать ссору. Я невозмутимо ответил:

— А на каком основании вмешиваетесь в них вы, русские эмигранты, у которых нет прав нигде — ни здесь, ни на родине?

Офицер ничего не ответил, но пылающие злобой глаза сказали мне многое. Этот взгляд перехватил мой друг, сидевший тут же, — расправив свою внушительных размеров фигуру, он подошел к офицеру и, возвышаясь над ним, нарочито потянулся, как после сна, и небрежно бросил: «Неплохо было бы сейчас побоксировать».

Однажды люди Домоирова чуть не захватили меня, но им помешала бдительность нашего отряда. Я поехал в крепость, надеясь договориться с монгольским сайтом об отъезде из Улясутая всех иностранцев. Чултун Бейли задержал меня, и я покинул крепость часов в девять вечера. Ехал не спеша. Приблизительно в полумиле от города три человека, выскочив из канавы, бросились ко мне. Я хлестнул изо всей силы коня, но тут из соседнего оврага показались еще несколько человек. «Хотят отрезать мне путь к спасению», — пронеслось у меня в голове. Неожиданно они повернули к моим врагам и схватили их; тут-то я услышал голос одного знакомого иностранца, он окликал меня. Вернувшись, я увидел трех домоировских офицеров в окружении польских и других солдат, а во главе моих спасителей — верного друга-агронома. Он с такой силой скручивал офицерам руки за спиной, что у тех кости хрустели. Закончив работу, он с полной серьезностью заявил, потягивая свою неизменную трубку: «Думаю, их стоит утопить».