Читать онлайн «Причуды любви». Страница 4

В Токио таких клубов и баров несчетное количество; отблески неоновых вывесок перламутром озаряют ночное небо. Всего за несколько иен можно попасть в заведение, где тебя пригласят участвовать в эротическом спектакле.

Грациозная девушка в танце разденет себя и партнера, умело возбудит его мужское естество, наденет презерватив и, к похотливому удовлетворению посетителей, исполнит акт любви.

Видел я и японских гейш, этих, как мне объяснили, носительниц древних традиций и культуры. Их специально отбирают из числа юных невинных девушек и под руководством «мамы-сан» обучают всем любовным тонкостям. Гейша считается жрицей наслаждения и поэтому обязана сочетать плотское и духовное, для чисто телесных утех существуют другие профессионалки.

Для японцев секс никогда не был грехом, поскольку в массе своей они не слишком религиозны.

Помнится, стены чайного домика, где обитали гейши, были задрапированы шелком с вытканными на нем горами, ручьями, птицами. Пол же был устлан мягким ковром. По японскому обычаю, мы сняли ботинки и сели на пол. Я испугался, что от такого сиденья конечности мои скоро окаменеют и я останусь здесь навсегда. Но вежливость да и любопытство не позволили мне попросить стул и отказаться от угощения — сырой рыбы в соевом соусе.

Вошли девушки с овальными фарфоровыми личиками; на их кимоно, согласно сезону, красовались цветы персика и гладиолусы — символ весны. Лица и шеи гейш поражали аляповатым гримом: толстый слой мертвенно-белой пудры, карминно-красные губы, волосы цвета воронова крыла уложены в замысловатые пирамиды. Самая молодая из гейш запела колыбельную песню, аккомпанируя себе на японской гитаре.

Что-то искусственное чувствовалось в их изысканных манерах, низких поклонах, бесконечных любезностях. Признаться, мне была непонятна эта литургия, видимо призванная одарить гостя райским блаженством. Гейши не показались мне такими уж эфирными созданиями: под роскошными шелками угадывались короткие мускулистые ноги. Какая-то из них принялась внушать одному посетителю — восторженному американцу, — что она вовсе не мадам Баттерфляй и никого уже не ждет. Со временем она надеется получить место секретарши в крупной фирме, хотя не исключено, что надолго застрянет у «мамы-сан». Зарабатывает она хорошо, спит с кем хочет и играет на бирже.

От скуки я смотрел в окно на крохотный садик, где, казалось, было все, что душе угодно: ухоженные растения, аккуратно подстриженная трава, кусты чайных роз, ручеек, журчащий по отполированным камням, мягкий свет фонарей. Японцы умеют на клочке земли воссоздать целую вселенную. Внезапно по крыше застучал дождь, принесенный муссонами и прозвучавший живой нотой в этом тоскливом оцепенении.

Рядом со мной опустилась на пол гейша, словно сошедшая с гравюры Утамаро. Она, видимо, почувствовала мое настроение и хотела меня развлечь, но, к счастью, у нас не было общего языка.

Побывал я и в Индии, где в семи милях от Бомбея находится священный грот, к которому ведет длинная лестница. У входа возвышаются огромный каменный фаллос и статуи бога Шивы и его жены Парвати, символизирующие таинственную и вечную силу любви.

Мне вспомнились эротические миниатюры «Камасутры» — этого изящного кодекса супружеского счастья, созданного примерно пятнадцать веков назад. Идеальные пары, согласно «Камасутре», формируются в зависимости от природных данных: к примеру, мужчине-зайцу нечего делать с женщиной-слонихой.

В кодексе дается точное описание тридцати двух эротических поз, и каждая имеет свое наименование… После этого что можно еще узнать о сексе? (Как выразился мой приятель, скульптор Лучано Мингуцци, глядя на искусство этрусков: «Ну все как у нас!»)

И, наконец, Париж, пленительный Париж! Одно это слово пробуждает сладостные грезы, и ноздри щекочет аромат французских духов, как поется в оперетте Франца Легара «Ева».

И в самом деле, парижский волшебник Жан Пьер Герлэн изобретает духи, делающие женщину особенно соблазнительной. По его словам, духи должны не только вызывать приятные ощущения, но и подчеркивать личное обаяние их обладательницы.

Правда, у основателя фирмы мсье Жака этого и в мыслях не было; его первые духи назывались «Jardin de Mon Cure» («Сад священника») и тем самым как бы преграждали дорогу всяческим вожделениям. Однако со временем тяга к изысканному, экзотическому овладела им, и он стал заказывать этикетки Гаварни[2], а флаконы изготавливать из хрусталя «Баккара».

Названия нынешних духов говорят сами за себя: «Femme» («Женщина»), «Vertige» («Головокружение»), «Eau folle» («Вода безумия»), «Je reviens» («Я вернусь»), «Je, tu, il» («Я, ты, он»). С той же целью в Париже родились короткая стрижка, перманент, волосы, выкрашенные «перышками»; Коко Шанель ввела в моду костюм джерси, а в 1947 году Диор удлинил юбки; девушки нацепили беретики а-ля «Бонни и Клайд». Образ парижанки всегда ассоциируется с элегантностью, грацией, отсутствием предрассудков и оптимизмом.

Все началось с «Belle Epoque»: Всемирная выставка 1900 года в Париже стала апофеозом прогресса — электричество, кинематограф, автомобиль, авиация. За столиками «У Максима» сидели российские великие князья и Габсбургские принцы. Даже король Бельгии Леопольд II, славившийся своим аскетизмом, наведывался сюда, чтобы поглядеть на женщин, которых молодой Пруст за их типичное положение прозвал «горизонталями». К поклонникам блистательной Лианы де Пуги принадлежал и Габриэле Д'Аннунцио. Но, увы, дама полусвета его не оценила, отозвавшись о нем как о лысом безбровом карлике, с позеленевшими зубами, зловонным дыханием и манерами паяца. Гораздо более сильное впечатление произвел на нее другой итальянец — Муссолини. «Он завоевал все сердца, в том числе и мое», — заявила она. На кладбище Пер-Лашез я посетил могилу Вирджинии Олдоини, графини Кастильоне, чья красота вошла в легенды как «памятник плоти». Некто, явно намекая на ее интимные отношения с Виктором Эммануилом II, Наполеоном III и другими высокопоставленными лицами, окрестил Вирджинию «золотой имперской вульвой». Она же, зная непостоянство человеческой природы, утверждала: «Я — создание божье, однако дьявол в любой момент может мною завладеть».

Неподалеку от ее гранитной урны спит вечным сном Альфонсина Плесси, прозванная Мари Дюплесси, ставшая впоследствии графиней Перрего, но более известная как «Дама с камелиями» или «Травиата». Вот еще одна глава в истории распутства того века, когда родился канкан с двумя его королевами: Розой Помпон и Селестой Могадор. Все эти главы встают перед глазами как живые картины или шарады.

В двенадцать лет Альфонсина была уже вполне зрелой девицей и отдала свою невинность официанту: видимо, в ней заговорил пролетарский инстинкт. Но, подобно Вирджинии Олдоини, у нее были большие амбиции, уравновешивающие полное отсутствие морали. «Почему я стала продажной женщиной? Да потому, что честным трудом никогда бы не достигла той роскоши, о которой мечтала», — признается она. Альфонсина была далеко не глупа и вовсе не безрассудна, хотя кроме роскоши ее всегда привлекала богема: среди ее любовников было немало писателей, художников, музыкантов. Она слыла женщиной светской, остроумной и практичной. Ее чарам поддался даже Ференц Лист, причем с ним она готова была бежать хоть на край света. Впрочем, возможно, тут сказалась ранняя усталость от жизни, полной бурных наслаждений. В этом пламени она сгорела всего в двадцать три года.