Читать онлайн «Круговой перекресток». Страница 24

Но Веркины байки – одно, а беседа с мамой – совсем другое. Разумеется, мама не стала ничего рисовать, поведала мне про особенности женского строения, цикл, овуляцию и беременность. Сказала, что интимные отношения между мужчиной и женщиной – неотъемлемая часть взрослой жизни, но именно на женщине лежит двойная ответственность за происходящее, поскольку она будущая мать, а ребенок должен появляться на свет желанным, от любимого мужчины. Потом, помолчав, добавила:

– Ты вырастешь, и многие юноши будут говорить тебе о любви, но ты должна знать, что иногда мужчины и женщины понимают любовь по-разному. Часто для девушки «я тебя люблю» означает – «я хочу прожить с тобой жизнь и родить детей», а для юноши – «я хочу провести с тобой эту ночь».

Я примолкла от груза свалившегося знания, а потом поделилась сведениями с Дашкой. Подруга не без сожаления сказала, что ее мама никогда не разговаривает на подобные темы.

Девчонки нашего класса старались всячески подчеркнуть новые формы. Расстегивали пуговки на блузках, укорачивали юбки. Наносили неумелый макияж маминой косметикой, отчего полудетские личики становились карикатурными, сооружали начесы на головах, щедро заливали торчащие копны лаком для волос. Директор школы, строгий по жилой дядька, всего этого сильно не одобрял, отправлял девчонок умываться, на собраниях стыдил родителей, но это не имело большого эффекта. Рулила смазливая грудастая Валька, чей отец ходил в загранку и привозил модные дутые сапожки, колготки с офигительным рисунком и эффектную бижутерию. Валька красила темные волосы светлыми перьями, надевала под синий форменный пиджак полупрозрачные блузки с глубоким декольте и имела поклонников даже в старших классах. Нам с Дашкой все это казалось глупым и ненужным. А страдания по одноклассникам смешными.

– Вы еще просто маленькие, – оскорблялись повзрослевшие одноклассницы.

– Ну и пусть, – отвечали мы. – Лучше быть маленькими девочками, чем глупыми раскрашенными куклами.

Мы с Дашкой игнорировали вечеринки с игрой в бутылочку и школьные «огоньки», перетекавшие в танцы с обжиманиями, продолжали ходить вдвоем с книжками под мышками, гладкими прическами и без макияжа.

Но, оставшись одна, я раздевалась и долго вертелась перед зеркалом. Отражение меня не радовало. Со своим бледным заостренным длинноносым лицом и серо-зелеными глазами-блюдцами, горящими, как у голодной кошки, я еще как-то примирилась, но вот тело казалось худым и нескладным – костлявые узкие плечи, ноги как длинные палки, грудь с ку лачок, талия тонюсенькая по сравнению с бедрами, вечно приходилось ушивать купленные брюки и юбки. Волосы непонятного светло-серого цвета отросли и стали завиваться на концах, что мне даже понравилось, я решила больше коротко не стричься, отрастить подлиннее и посмотреть, что будет. Может, еще и покраситься, стать брюнеткой, как Дашка? Или лучше золотистой блондинкой, как актриса из модной французской мелодрамы.

В порыве самосовершенствования я зарулила в парикмахерскую, уселась в кресло и объявила о своем намерении. Реакция полной, крашенной затейливыми перьями парикмахерши оказалась неожиданной.

– Ты чё, с ума сошла? – воскликнула она. – Такой цвет портить! Это ж жемчужный блонд, один на миллион попадается! Во дает, девоньки, гляньте!

К моему креслу подтянулись другая салонная мастерица и посетительница в бигуди.

– Краситься хочет, а? – гневно потрясла руками над моей головой парикмахерша, будто я просила отрезать мне голову.

– А у тебя свои? – поинтересовалась дама в бигуди с соседнего кресла.

– Свои, конечно, – ответила за меня парикмахерша, – она ж малявка.

– Везет же, – завистливо вздохнула другая парикмахерша, – всю жизнь над башкой колдуешь, не знаешь, как цвет сделать, а тут свой такой красивый, необычный. И волосы – сказка: густые, пушистые!

Я слушала и не верила собственным ушам.

– Даже не думай красить, – встряла дама, ощетинившаяся бигуди. – Счас все как с ума посходили, красятся под эту, Анжелику, в рыжий. А зачем? Наоборот, надо выделяться.

– Давай я тебе форму подправлю, и дуй домой, – сказала парикмахерша. – И коротко не стригись, поняла?

Я покинула салон со смешанным чувством досады – оттого что не стала «золотистой», удивления – от неожиданного признания своей индивидуальности, и радости – от осознания того, что все не так уж плохо.

Наступил период мучительного поиска смысла существования и себя в этом мире, острого чутья на фальшь, неприятия лжи, нежелания мириться с лицемерием, от кого бы оно ни исходило – несимпатичной одноклассницы или авторитетного классного руководителя. Период доведения родителей и педагогов до белого каления каверзными вопросами, максималистскими рассуждениями, подросткового бунтарства против всего и всех. Скучные восьмидесятые с туповато-агрессивной философией очередей угнетающе действовали на импульсивную тинейджеровскую натуру, жаждущую перемен, стихий, революций.

– Скучно сейчас жить, неинтересно, – пожаловалась я как-то деду, – время какое-то сонное, ничего не происходит.

– Дурочка, – ответил дед. – Не дай бог тебе такого веселья, как в моей молодости. Пожелай своему врагу жить в интересное время.

Порой мне казалось, что я вся соткана из сомнений и противоречий. Приступы едкого правдолюбия чередовались с ленивым пофигизмом, когда черно-белый угловатый мир неожиданно становился размыто-цветным и наполнялся новыми запахами, звуками, волнениями. Хотелось оторваться от мусорной земли, взлететь, воспарить высоко-высоко над унылыми домами, ползущими автобусами и копошащимися людьми, чтобы сверху увидеть если не весь мир, то хотя бы целый город, вдохнуть пьянящий воздух одиночества и свободы. Мне стали сниться новые сны, полные солнца, неги, пряных трав, шума волн, невесомых стихов. Иногда в них незримо присутствовал некто, чьего лица я, сколько ни пыталась, не могла разглядеть, но чье присутствие наполняло мое существо не изведанным прежде томлением, восторгом и ощущением невероятного головокружительного счастья.

Я рассказала сон подруге.

– Наверное, это твой суженый, – предположила романтичная Дашка. – Я слышала, такое бывает: человек тебе снится, а потом ты встречаешь его наяву.

– Ха, – сказала я, – ты что, Жорж Санд начиталась? Еще про принца на белом коне расскажи.

Дашка густо покраснела и пробормотала, что нельзя быть такой злючкой. Я возразила, что вовсе не злючка, просто трезво смотрю на вещи. Писатели врут, потому что, если бы они писали правду, как бывает на самом деле, кто бы стал это читать? Людям не интересна реальность, они хотят сказки. Потому что не могут получить ее в жизни.