Читать онлайн «Лаборатория великих разрушений». Страница 3

— Но ведь это обман, а может быть, и преступление, — ответил Лебрен.

— Я вижу, мы не поймем друг друга, — с печальной улыбкой заметил мистер Клюз и протянул руку, чтобы спрятать деньги.

— Подождите! — решительно сказал Скляров, бесцеремонно удерживая агента американской компании за рукав. — Мне нет никакого дела до того, что думают ваши директора, до всех их финансовых соображений или плутней, но я-то сам уверен, что моя машина, с некоторыми изменениями, о которых, я уже думал, способна совершить все то. что вы будете обещать эмигрантам или туристам. Вы, Лебрен, если хотите, можете оставаться на этой унылой проклятой земле, а я отправлюсь через мировой океан поискать другого берега! Вот вам, мистер Клюз, моя рука.

— Прекрасно! От вас я ничего другого и не ожидал. В таком случае общество уплачивает вам немедленно при подписании договора пятьдесят тысяч рублей, сто тысяч вы получите по окончании постройки первого корабля и кроме того, пять процентов со всей суммы, вырученной за перевоз груза и пассажиров.

— Не очень-то щедро.

— Это все, что мы можем вам сейчас предложить. И при том еще условии, если ваш друг Лебрен возьмет на себя надзор за постройкой верфи и самого судна.

— А где оно будет строиться? — спросил француз.

— Мы выбрали для этого страну наиболее пострадавшую от войны, и притом такую, откуда удобнее всего вести агитацию. Первые эмигранты отправятся из Бельгии.

— Ваша родина, Лебрен! Соглашайтесь! — воскликнул Скляров.

Мистер Клюз развернул исписанный лист синеватой бумаги и предупредительно протянул механику свое вечное золотое перо. Бельгиец два раза перечитал условие и подписал его неровным мелким почерком. Скляров, не читая бумаги, написал свою фамилию, подчеркнув ее широким движением, размазал рукавом половину букв и, подняв перо, воскликнул:

— Мистер Клюз, вы сами не понимаете того, что сейчас сделали! Пройдет несколько лет, и никто не захочет оставаться на Земле. Само небо с его синевой и звездами служит лучшей рекламой для вас! Мы уйдем с Земли без сожаления и только там, — Скляров указал пером на вспененное легкими облаками небо, — там начнем настоящую жизнь, о которой все напрасно мечтают!..

— Не размахивайте так пером, — с добродушной улыбкой сказал мистер Клюз, — вы забрызгаете чернилами мои бумаги!

Бельгийское местечко Рансом расположено в центре обширной котловины, засыпанной угольной пылью. При малейшем ветре эта черная пыль поднимается, как песок пустыни, и образует над всей местностью мрачную завесу, через которую с трудом проникают красные лучи солнца. Даже в тихую погоду каждая телега или автомобиль двигаются по шоссе, окруженные черными облаками; иногда такие облака поднимаются без всякой видимой причины и, принимая странные фантастические очертания, отправляются странствовать по равнине, кружатся над окрестными полями и так же внезапно исчезают, как появились. Эти привидения Рансома, как называют их местные жители, давно погубили растительность, и во всей котловине можно насчитать не больше десятка деревьев, печально раскидывающих свои обугленные голые ветви над грудами камня и шлаков. Деревня, населенная рудокопами, имела до войны только одну улицу, обставленную тяжелыми низкими домами, сложенными из серого песчаника. На одном конце этой печальной улицы находилась церковь, всегда пустая, с узкими цветными окнами и двумя рядами статуй, которым привидения Рансома придали такой вид, как будто они были сделаны из цельных глыб блестящего каменного угля; на другом конце стоял трактир дяди Фюжоля, всегда наполненный посетителями, которые сидели на грязных скамьях за грязными столами, без конца пили, шумели, спорили, играли в карты и кости.

Молодой аббат Гилуа употреблял все усилия, чтобы исправить своих заблудших овец и обратить их на путь истины. Он произносил пламенные проповеди, которые слушали церковный сторож да две-три старухи, проклинал, грозил, упрашивал, но все его слова казались скучными и никому не нужными. Они никого не трогали и не волновали, как будто бы между молодым аббатом и его паствой находилась стена, в которой время замуровало все отверстия. Главной темой разговоров в Рансоме, кроме политики и вечной борьбы с капиталом, было истощение соседних каменноугольных копей. Вся земля под окрестными голыми холмами была изрыта на огромную глубину бесчисленными галереями и шахтами и походила на кусок дерева, источенный червями. Аббат Гилуа любил повторять, что когда-нибудь почва разверзнется под ногами нечестивых жителей Рансома, и все они очутятся на дне озера. Это мрачное предсказание было единственной частью его проповедей, которая, по мнению рудокопов, заслуживала обсуждения в зале у дяди Фюжоля.

Подземный лабиринт занимал в общей сложности, со всеми своими никому не известными разветвлениями, до шестидесяти километров. Но по крайней мере три четверти этого пространства уже много лет не давали ни одного куска угля. Редкие смельчаки, проникавшие в заброшенные, наполовину залитые водою галереи, рассказывали всякие небылицы об этом царстве мрака: там будто бы все еще шла таинственная работа, где-то звонил колокол, вспыхивали и блуждали синеватые огни, и странно, что рудокопы, давно утратившие веру в чудеса на земле, охотно верили всем таким рассказам. Небо, о котором беспрестанно говорил аббат Гилуа, казалось им пустым и холодным, но в глубине земли все еще жили духи, упорно сопротивлявшиеся войне, которую вели против них школы, газеты, машины, вся техника и весь общественный прогресс. Во время немецкого нашествия безграничный лабиринт Рансома сыграл спасительную роль для нескольких сотен несчастных мужчин и женщин, обвиненных в различных преступлениях. Половина домов в местечке была разрушена; от церкви уцелели только две стены, между которыми на груде мусора долго лежало окровавленное тело аббата Гилуа, убитого осколком снаряда. Население почти все исчезло, и только черные призраки Рансома по-прежнему плясали на пустынной равнине, над грудами камней, под которыми лежали трупы людей, расстрелянных германскими солдатами. Уходя, немцы подожгли огромные запасы угля, сложенные в виде пирамид. Огонь распространился в подземные галереи, и спустя несколько месяцев после того, как враг очистил страну, из глубоких шахт все еще валили клубы густого едкого дыма, который ветер разносил до Монса, Курселя и французской границы. Когда пожар наконец прекратился, круглая долина напоминала кратер потухшего вулкана или остывший горн гигантской кузницы. Невозможно было поверить, чтобы жизнь когда-нибудь вновь воскресла среди этих обожженных камней. Но не прошло и года, как в долине закипела лихорадочная работа, и тысячи людей по всем дорогам, из Курселя, Шарлеруа и Намюра, ежедневно направлялись к новому Рансому.