Читать онлайн «Дети Гамельна». Страница 31

Старый Рудый Панько, как ты там, на Украйне? Все сидишь под вишней да рассказываешь байки заезжим гостям? Или на пару с химородником-характерником [9] Феськом учишь в степи молодых казачат запретному? Оборачиваться волком или вороном, лечить хворобы отварами да правильными словами и по запаху трав узнавать будущее, свое и чужое. А может, стоят они в грудь в быстрой реке, и вода омывает тела, унося детство вместе с прежними именами, даруя новые?

Все может быть…

Тоска сдавила грудь, словно не стало долгих лет скитаний по чужбинам, словно только вчера были Панько, пряный дымок носогрейки и скрытые знания… Захотелось завыть, изливая глубокую, тяжелую тоску небу, солнцу и звездам. Но нельзя. Лошади — не Серко, обезумеют, да и местные разбегутся.

Вернув толику душевного спокойствия, «шевалье» подумал о нынешних «товарищах по оружию». Антуан с трудом сдержал смех, рвущийся наружу. Да какой он к бесу, Антуан де Бобриньяк? И какие «товарищи»? Пока платят — он с ними. А если предложат больше, то уйдет от жабоедов куда угодно. Хоть к немчуре, хоть к гишпанцам. Еретики одним миром мазаны. А лучше всего плюнуть на все да вернуться на Сечь, найти полковника Носковского да уши ему отрезать. За то, что затащил в неведомые дали, где «лыцарей степовых» обманули, как детей малых, поманив платой высокой. Оно с одной стороны и поделом, жадность — грех. А с другой — все равно отрезать надо. Обещал.

Ну, то ладно, что было — быльем поросло. Сейчас же нужно опять стать не Антохой Бобренко, а шевалье Антуаном де Бобриньяком, левой рукой графа, которая выходит из тени лишь для особых дел. Тяжело это, потяжелее, чем из образа человеческого в волчью шкуру перекинуться и обратно. Личина наемника, безразличного ко всему, кроме злата, упорно не желала вновь приставать к лицу и душе.

Но надо.

У д’Арманьяка каждое дело особое. Д’Арманьяк метит в Маршалы Франции, а там, может, и выше пролезет, чем черт не шутит. Наниматель тот еще жучина… И не просто так представил герцогу-прынцу, не просто. Скоро человек с зубастым клинком ему понадобится…

Вызвали к командиру, как обычно, неожиданно. Прибежал взмыленный слуга и огоршил вестью о том, что нужно все бросать и скорой рысью выдвигаться в шатер д’Арманьяка. Де Бобриньяк молча перевернул в костер котелок с немудреным ужином. Ни к чему подкармливать мух и бродячих собак. При всех своих недостатках сеньор жадным не был, и всегда можно было рассчитывать перекусить отнюдь не кашей.

Полог с шорохом отошел в сторону, снова сомкнувшись за спиной.

— Приветствую, граф!

Обгрызающий фазанью ножку д’Арманьяк приглашающе кивнул на свободные стул.

— И вам доброго вечера, любезный мой Бисклаверт! Присаживайтесь да угощайтесь, чем Бог послал!

Шевалье не заставил себя долго ждать и, примостившись на шаткий стул, сноровисто отломал у посланного Господом фазана вторую ножку, хрустящую зажаренной корочкой. А потом и бокалу «арманьяковки» место в брюхе нашлось, да и второй поместился. Некоторое время оба сосредоточенно жевали, так, словно на свете не было дела важнее, чем поедание отменно зажаренной птицы.

Наконец, начальник и подчиненный одновременно отвалились от стола, самым плебейским образом поглаживая плотно набитые животы.

— Вот спасибо вам, граф! Угостили на славу! — почти искренне отозвался шевалье.

— Как я могу не угостить своего верного вассала, мон шер? — граф вытер лоснящиеся губы платком и швырнул грязную тряпицу под стол. — Вы, верно, гадаете, зачем я приказал вас позвать?

— Не без этого! — согласился де Бобриньяк. — Воинская служба отучает верить в хорошие чудеса, ну и бесплатный сыр в мышеловке.

— Ха! — засмеялся граф. — Вам напомнить, историю нашего знакомства? И кого я отбил у толпы пейзан? Или все же не стоит говорить своему сеньору о мышеловке, совершенно добровольно залезши в нее? Да и, Антуан, вы ко мне несправедливы!

Шевалье насторожился.

— Вы где-нибудь видели мышеловку, в которой кормят фазанами? — продолжил со смехом граф, выдержав томительную паузу.

— Из каждого правила есть исключения! — теперь уже Бобриньяк улыбнулся, впрочем, слегка натянуто.

— Ну, так вот, — резко посерьезнел граф. — Перейдем к делу. Сперва закончим с приятными, — он подал шевалье перстень. — Герцог Энгиенский жалует вас подарком, с наилучшими пожеланиями.

— Я польщен, — дар перекочевал под потрепанный колет шевалье, а граф одобрительно кивнул, отметив, что Бобриньяк не спешил надеть приметную вещицу. — И снова вспоминаю о сыре…

— Верно, делаете, шевалье, — очень серьезно согласился граф и с неожиданной откровенностью сообщил, понизив голос почти до шепота. — Наш герцог устал быть только принцем…

— Даже так? — Антуан чертыхнулся в мыслях, но совершенно не удивился. Все к тому шло. Умному достаточно. Предательство и коварство у жабоедов в крови, куда там до них татарам и туркам. — Я весь внимание.

Пару мгновений д’Арманьяк молча сверлил его взглядом, чуть прищурившись, словно надеялся достать до самой души. Затем продолжил, так же негромко и веско:

— Видите ли, мой верный шевалье. На пути у него — наш музыкант и балерун, которому слепое Провидение подарило корону благословенной Франции, — граф нервно плеснул вина в бокал. Разговор определенно давался ему нелегко, несмотря на выдержку и привычку вести дела тайные да темные. Впрочем, пить не стал, со стуком поставив бокал на стол так, что вино плеснуло через край и расплылось на скатерти как пятно крови.

— Граф… — Бобриньяк решил слегка подтолкнуть собеседника.

— Вот именно, всего лишь «граф», — похоже, тот истолковал замечание по-своему. — Ваш сеньор устал быть владельцем бумажного графства, а герцог обещает вернуть Арманьяк из владений короны. А вы, мой доблестный … друг, любите деньги. Не так ли?

Бобриньяк сидел молча, сохраняя на лице безразлично-постное выражение. Он отметил едва заметную заминку графа перед словом «друг». Видать, сильно прижало благородного, если к звону монет приходится добавлять вымученное «дружбовство».

— Думаю, вам понятна суть моего предложения, — внешне безразлично закончил д’Арманьяк. — Безусловно, вы вправе отказаться. Я даже не сочту это обидой, ведь в случае неудачи нас ждет Гревская площадь, откуда отправляются в лучший мир неудачливые преступники.

— А удачливые? — лаконично спросил шевалье.

— А удачливые преступники таковыми не являются, — улыбнулся тонкими бледными губами граф. — Они становятся достойными и зажиточными членами общества, а в конце долгой жизни умирают в своих постелях, окруженные любящими и почтительными домочадцами.