Читать онлайн «Сибирская жуть-5. Тайга слезам не верит». Страница 60

— А ну-ка! Алексей Никанорович, да подкопайте вы его!

Хипоня сглотнул, часто-часто закивал головой, оглянулся дико и затравленно.

— Ну же!

Хипоня присел, кистями рук быстро-быстро разгреб землю вокруг.

Обнажился угол чемодана. Старинный, обитый металлом. Такие чемоданы перестали делать уже в семидесятые годы, а вот в послевоенные годы, в шестидесятые вся страна ездила с такими.

— Алексей Никанорович, да возьмите вы лопату!

Еще один безумный взгляд.

— Ну?!

Хипоня снова часто-часто закивал, с видом совершенно невменяемым, стал орудовать лопатой, то задевая чемодан, то просыпая поддетую землю. Руки у него ходили ходуном, он больше рассыпал, чем вынимал.

— Давайте я! — решительно перехватил лопату Стекляшкин.

Хипоня тоненько взвизгнул, уцепившись за другой конец древка, стоя внизу.

— Да выйдите наверх, Алексей Никанорович! — решила вмешаться Ревмира. — Сейчас он все в два счета раскопает! А достанете вместе!

Хипоня так и не произнес ни одного членораздельного слова, пока его извлекали из ямы, усаживали на траву. Вид у Хипони был до предела опупевший: Хипоня наконец поверил в клад!

Порядка часа потратил Владимир Павлович, освобождая от земли этот старый, доисторического вида чемодан. Не было торжества. Не было даже особенного удовольствия. Было ощущение гадости, которую они с женой уже сделали дочери, и вот все продолжают делать. Была злость на себя, на свою ублюдочную роль мужа-мальчика, мужа-слуги. Но кроме бессильных, дурных переживаний, появилось новое, необычное, чего не было никогда раньше: мысли про то, как выходить из положения. И ему самому, и Ревмире. Как отдать дочери клад? Ее клад, собственно говоря?

Владимир Павлович присел, начал вытаскивать чемодан. Расшатал его, сидящий уже неглубоко, потянул на себя… Краем глаза Стекляшкин уловил движение сверху… Это ринулся вперед Хипоня, но его удержала Ревмира, и доцент замер в хищной, напряженной позе, готовый к прыжку. Чемодан подгнил, кожа висела лохмотьями, но фанера выдержала все. Чемодан был холодный, очень тяжелый, неприятный. Стекляшкин положил его на край, оттолкнул подальше от ямы.

— Ну что?! С кладом вас, подельщики!

И осекся, уловив странные, неожиданные выражения лиц: злые, хищные, напряженные. Позже у Стекляшкина было ощущение, что в этот момент и ожил кто-то новый, начавший шевелиться в его мозгу последние дни… В критический момент этот новый отодвинул в сторону мужа-мальчика, мужа-слугу, оцепеневшего от неожиданности и страха, и начал командовать сам:

— Что, Ревмира? Открываем чемодан?

Ревмира смотрела на мужа сухим, каким-то жутким взглядом. Прежний Стекляшкин непременно стал бы ждать, пока придет в себя супруга, и даст ценные указания. Новый Стекляшкин понимал, что жена просто не знает, что делать, и взял командование на себя:

— Давай посмотрим, что тут… И кстати, какую долю мы отведем Алексею Никаноровичу?

В этот момент Хипоня и прыгнул рыбкой на чемодан, сильно ударившись об него скулой, плечом и рукой. Но зато лег на него, прижал, заграбастал обеими руками.

А новый, неузнаваемый Стекляшкин продолжал гнуть свою линию.

— Так сколько ты ему посулила? Алексей Никанорович… Извольте отойти, чемодан надо открыть!

— Не отойду! — отверз уста доцент Хипоня, замотал головой, как помешанный.

— Да получите вы свое! — уговаривал Стекляшкин Хипоню как ребенка. — Получите. Мы вот все сейчас посмотрим, будет нужно — и опись составим, никто вас не обидит, уверяю вас…

— Алексей Никанорович, в самом деле! Мы ведь равные участники! — вмешалась и Ревмира.

Владимир Павлович испытал особое удовольствие, что Ревмира вмешалась, поддержав его. Что делается! Он выступил в роли семейного лидера, а жена двинулась за ним!

— Ах, равные?! А дочери ты что думала дать?! — вспылил Стекляшкин.

Ревмира закусила губу, резко выдохнула воздух через нос. Заниматься ей не было времени, пока доцент валялся поперек чемодана.

— Алексей Никанорович, вы мешаете! — Стекляшкин обхватил доцента поперек жирной спины, поднял, усадил в стороне.

Доцент бешено лягался, но Стекляшкин был много сильнее. В конце концов, именно он ремонтировал в доме, вскапывал грядки и делал все, что нужно по машине. Бессловесная, но физически развитая рабочая сила.

Владимир Павлович шагнул к чемодану… И тут же Хипоня прыгнул, как тигр, и уселся на чемодан, вцепившись обеими руками.

— Сойдите! Сойдите немедленно!

Стекляшкин уже рассердился, и продолжал сердиться все сильнее:

— Что за идиотство, в самом деле!

— Сажени… — забормотал вдруг доцент, — мои сажени… Это его компас врал… мои сажени… Без меня…

— Алексей Никанорович, — начал Стекляшкин железным голосом, — последний раз говорю по-хорошему. Клад не только ваш, он общий. Сойдите, чтобы я открыл чемодан, и можно было посмотреть, что в нем.

— Алексей Никанорович, вы же помните наши договоренности… — текли медом речи Ревмиры в другое ухо доцента и одновременно с рыком мужа:

— Вы чего-то испугались? И напрасно, мы вас не хотели обмануть…

Доцент дико озирался, и не подумав трогаться с места; бесподобные глаза полыхали желтым светом совершеннейшего безумия.

Всякому терпению может придти конец, даже и ангельскому. А терпение Владимира Павловича было каким угодно, только не ангельским, это уж точно. Надо было действовать, а этот новый Стекляшкин, как оказалось, умел справляться со сложными и деликатными делами. Тыльной стороной ладони ударил он доцента в основание шеи. Ревмира взвизгнула, кинулась вперед, остановилась, натолкнувшись на взгляд мужа.

— Стой. Где. Стоишь, — отчеканил Стекляшкин.

И Ревмира, что характерно, и правда встала, где стояла.

Доцент уже начал приходить в себя, уже мотал головой, и даже оторвал от чемодана одну руку, чтобы пощупать ушибленное место. Стекляшкин воспользовался этим, рванув доцента на себя, и сильно оттолкнув подальше.

— Нуте-с…

Стекляшкин обмахнул рукой замки от песка, подергал… Нет, закрыто было прочно, а ключ если и был — теперь ищи его.

— Володя!!! — раздался дикий вопль супруги.

Краем глаза Стекляшкин уловил движение. Что-то подсказало ему, что оглядываться времени уже нет, и он кинулся вперед головой, как только что Хипоня на чемодан и только откатившись, встал и посмотрел на то, что вызвало такой вопль у Ревмиры. Странными рывками двигался вперед Хипоня, отставив правую руку с ножом, выставив вперед растопыренную левую, хищно согнув колени для броска. Трагически изогнутые губы, мутный взгляд.

…Сначала Саша увидел, что на террасе начали плясать. Прыжки с воплями, странные телодвижения, судорожные скачки вызвали у Саши ощущение, что там пляшут чеченскую или там дагестанскую… в общем, какую-то горскую пляску… как он ее понимал. Выглядело крайне дико, тем паче — под полуденным солнцем; но от кого-кого, а от своих клиентов Саша готов был ожидать решительно чего угодно.