Читать онлайн «Гостиница «Сигма» [Сборник]». Страница 61

— Откуда это видно, Иван Васильевич? — спросил представитель Космосовета.

— Перед нынешними испытаниями мы проводили контрольные тесты, — ответил Суровцев. — Тобор находился в непрерывном напряженном действии более двенадцати суток…

— Непрерывном? — переспросил представитель Космосовета и, когда Суровцев кивнул, сделал какую-то пометку в блокноте, который в течение всего времени испытаний лежал перед ним раскрытый на пюпитре.

— Без отдыха… — вздохнул альпинист.

В зале заулыбались.

— В горах мы с Тобором всегда устраивали привалы, — добавил альпинист, поняв, что опять сморозил что-то не то.

— Видите ли, дорогой товарищ, как ни крути, Тобор — машина, — снисходительно пояснил пожилой усатый инженер, до сих пор молчавший. — А машина не ведает усталости. Привал, видимо, был необходим вам, но отнюдь не Тобору.

— Иногда и металл устает, — возразил ему альпинист, вдруг обуянный бесом противоречия.

— Значит, это плохой металл, — отрезал Аким Ксенофонтович резко.

…Солнца на экране не видно — лучи его бессильны пробиться сквозь низкие, стремительно бегущие куда-то плотные, как войлок, облака. Изредка из них брызжут косо летящие по ветру дождинки. «Набухшие тучи, как груди волчицы, по хмурой сентябрьской земле волочатся, тяжелые капли спокойно ложатся, и чудится: осень на землю сочится», — припомнились Суровцеву строки с детства любимого поэта.

Тобор уже освоился с новой обстановкой, приспособился к ней и уверенной, спорой трусцой продвигался вперед.

Путь ему преградил шумливый широченный поток. Берег — приборы-трансляторы показали его крупным планом — был топкий, болотистый, щупальца Тобора увязали в нем почти целиком, так что оттолкнуться для прыжка он никак не сумел бы.

Порывы ураганного ветра рябили и лохматили тяжелые метановые волны, которые с грохотом перекатывали валуны.

Тобор подошел к самой кромке пенящейся пузырчатой жидкости и, снова выдержав — в который раз за сегодняшний цикл!.. — томительную паузу, бросился в поток. Он плыл словно угорь, избегая столкновений с каменными глыбами и стволами деревьев.

Когда Тобор, подняв целое облако брызг, выпрыгнул на противоположный крутой берег, инструктор по плаванию, маленький тщедушный человечек, оглянулся и, не в силах скрыть ликующую улыбку, победоносно оглядел зал. С самого утра, в ожидании этого мгновения, он не проронил ни слова, и все разговоры и споры ученых шли как бы в стороне, не задевая его сознания. Теперь наступил и на его улице праздник. Как-никак это именно он ведь обучал Тобора плаванию, он, и никто другой, передал, привил ему сложное искусство балансирования в бегущей, неверной жидкости, так и норовящей перевернуть тебя щупальцами кверху… И теперь инструктор по плаванию наслаждался своим законным триумфом, как победитель древней Олимпиады — лавровым венком. Глядя на счастливую улыбку инструктора, альпинист позавидовал ему в душе.

Берег был усеян острыми камнями. Легко миновав их, робот стал подниматься по крутому каменистому склону. Он полз по-пластунски, используя малейшие неровности почвы.

Завывал ураган, в ослабленном виде доносимый в зал динамиками, стихия пыталась оторвать Тобора и швырнуть его вниз, на разнокалиберные клыки скал.

Как только предоставлялась возможность, Тобор перемещался излюбленным своим способом — огромным прыжком. Кто-то из ученых заметил, что на этом участке Тобору сподручней было бы передвигаться с помощью гусеничного хода, и его реплика сыграла роль спички, поднесенной к сухому валежнику: в сферозале тотчас разгорелся спор. Точнее сказать, это был отголосок и продолжение прежних споров, которые возникли в давние времена. Тогда обсуждался вопрос, какой способ перемещения предоставить юному Тобору, только что покинувшему материнское лоно — камеру синтеза. Одни предлагали поставить Тобора на гусеницы, другие — на колесную площадку.

Академик Аким Ксенофонтович Петрашевский, бессменный координатор гигантского проекта «Тобор», тогда же веско заявил, выслушав предварительно все мнения, все доводы «за» и «против»:

— Шаги, шаги и только шаги! Бег — пожалуйста! Прыжки — превосходно! Природа за миллионы лет эволюции не придумала колеса, и это неспроста. Будущее за шагающими и прыгающими механизмами.

…Суровцев припомнил, как четыре года назад он переступил порог Института самоорганизующихся систем.

— К чему вообще Тобору ползать по земле? Дадим ему крылья — и пусть летает!.. — предложил тогда вгорячах юный бионик, только что окончивший биофак МГУ и получивший — жутко ему повезло, просто сказочно, весь курс завидовал! — назначение в Зеленый городок.

— Летать-то мы его научим, коллега, — махнул рукой Аким Ксенофонтович и обстоятельно пояснил: — Это от нас не уйдет. Белковый, как правило, неплохо ориентируется в пространстве и перемещается в нем. Тем более белковый такого класса, как Тобор. Куда труднее научить его ходить по земле, да так, чтобы никакие преграды не были ему помехой. Без такого умения пользы от нашего Тобора будет на грош — что на грешной Земле, что в дальнем космическом поиске.

Уши Суровцева пылали от неловкости и стыда, а Петрашевский, вроде бы не замечая неловкости, продолжал размеренным тоном свою импровизированную лекцию. Ее слушали все, кто был в биолаборатории, окружив их плотным кольцом.

— Видите ли, коллега, для того, чтобы выполнять нужную для человека работу, Тобор прежде всего должен уметь прилично ходить, а не перепархивать с места на место на манер бабочки… — сказал Аким Ксенофонтович.

— Перелетать с места на место проще, чем пройти, — пытался защищаться Суровцев.

— Не всегда, коллега, — улыбнулся Петрашевский. — Кроме того, прошу учесть, что некоторые планеты, которые предстоит осваивать, лишены атмосферы. Как на них Тобору летать прикажете?..

— Можно срастить модель с реактивным двигателем.

— Здравая мысль, — согласился Аким Ксенофонтович. — Представьте, коллега, мы тоже думали об этом. Такие двигатели, наверно, понадобятся небольшому проценту Тоборов. Точно так же, как и крылья. Но это все потом, потом… Сначала Тобор пусть научится ходить. Это для него — самый главный способ передвижения.

…Вот они и учили Тобора — изо дня в день, из года в год. И не только ходьбе, разумеется, но и многому, многому другому.

А ту первую лекцию, которую прочел ему в присутствии биоников института академик Петрашевский, Суровцев запомнил надолго. Вероятно, навсегда. Его почему-то уязвило словечко «коллега», хотя тон Акима Ксенофонтовича был безукоризненно вежлив.