Читать онлайн «Имя твоё...». Страница 41

Кто я?

Этот простой вопрос вызвал во мне странное ощущение раздвоения личности, неприятное, как удар током. Если бы следователь Бородулин вдруг спросил: «Назовите ваше имя, отчество, фамилию», что я сказал бы в ответ?

Валерий Данилович Мельников? Или Вениамин Самойлович Болеславский?

Прочь!

Я вытянул руки и увидел свои пальцы, похожие на иглы. Острые иглы впились мне в глаза, и я закричал от боли. Я кричал «Уходи!», и я ушел, потому что больше не мог терпеть.

На темном экране монитора беспорядочно перемещалась надпись Be happy, то увеличиваясь, то уменьшаясь, то переворачиваясь, а то и вовсе выворачиваясь наизнанку. Надпись эту я внес в память на прошлой неделе, а до того экран охранял текст, вообще не имевший смысла: Attractive winter.

Я ткнул пальцем в какую-то клавишу, и экран осветился, возникли многочисленные значки – иконки программ, и я пересчитал их одну за другой, не пропуская: тридцать две, столько, сколько и должно было быть.

И только после этого пришел в себя окончательно.

Часы, стоявшие на книжной полке, показывали 12.34 – интересное время, время как последовательность натуральных чисел. Знать бы еще, какой день на дворе – сегодняшний или уже завтрашний.

Сегодняшний, конечно. Полдень, пора перекусить. И напиться – как только я подумал об этом, жажда заставила меня подняться (странно – я не ощущал слабости в ногах) и направиться в кухню. Достав из холодильника початую бутылку «Спрайта», я приложился к горлышку и пил, пил, пил, напиток проливался и капал на рубашку, а я не мог оторваться, и мне казалось, что не ледяная жидкость течет в горло, а мое собственное сознание, на какое-то время спрятанное в этой зеленоватой бутылке, будто джинн, возвращается в меня, заполняет все клетки тела, раздувает мозг, прогоняя из него то, что было прежде…

Бутылка опустела, и я бросил ее в мусорное ведро.

Я вернулся, я стал собой, это было приятное ощущение, и это было ощущение, которого я так не хотел ни сейчас, ни в будущем. Изменяясь – изменяйся. Уходя – не возвращайся.

«Будь открыт и будет открыто. Иди, куда ведут, и не оглядывайся. Ты знаешь все, но боишься того, что знаешь. Знание не воспринимается через страх. Отринь».

Текст всплыл в памяти надписью на стене и погас.

Иди куда ведут. Я шел. Если меня вернули назад, значит, это действительно было нужно?

– Алина! – позвал я вслух, прислушался к тишине в кухне и к тишине внутри себя, и не услышал ответа.

Я захотел оказаться в гостиной – там, в Москве, где недавно сидел между Алиной и мамой…

Мое желание осталось невыполненным.

А еще был там странным образов оживший Валера, и следователь Бородулин, доведенный мной (мной? Зачем мне брать на себя ненужное? Валерой доведенный, конечно) до сердечного приступа. И мама, которой нужно было объяснить то, что ни я, ни Алина еще толком не понимали.

Мне бы себе объяснить.

Я достал из холодильника коробку с яйцами и сделал яичницу из двух яиц. Когда смешиваешь белок с желтком, хорошо думается. Сейчас мне думалось плохо, потому что я думал не о том, о чем, по идее, должен был. Я пытался понять, что со мной произошло, пытался объяснить, понимая, что количество фантастических гипотез на этот счет может быть сколь угодно большим и находиться при этом сколь угодно далеко от реальности.

Возможно, мои впечатления как-то связаны с моей работой в институте. Собственно, наверняка это так – мы «выбивали тараканов», воздействовали на мозг электромагнитными полями разных частот, мощностей и модуляций, начальство хотело создать людей-зомби, но что происходило с реципиентами и с каждым из нас, сотрудников, на самом деле?

Во время эксперимента мозг начинал работать иначе, не так, как обычно, Никита видел себя в дружине князя Владимира, я, будучи в таком же измененном состоянии сознания, увидел Алину и понял, что наши души – родственные… Души. Что такое души, если не электромагнитные пакеты, материальные структуры, которые мы давно научились улавливать приборами, но не научились понимать? И если так, то родственные души – это пакеты, находящиеся в одинаковом состоянии… Одинаковом… Что? Частоты колебаний, структура, интенсивность… Не только. Еще множество других параметров, связывавших вещественную Вселенную с вселенными других типов. И только если эти качества… Что? Я чувствовал, что способен уже понять, но… не мог. Еще не мог? Или вообще?

Я не мог – пока. Я даже не заметил, как съел яичницу и помыл посуду. Голода больше не испытывал, но ощущал пустоту – пустотой я дышал, пустоту видел и в пустоте ходил. Стены, на которые я смотрел, были пустотой. Пустотой был воздух, хотя мне и казалось, что он сегодня густой и осязаемый.

Неприятное ощущение, и я не сразу смог сам себе объяснить, чем оно вызвано. Я был чужим в этом мире. Я ходил, сидел, ел, мыл, смотрел, думал, но я был чужим. Между мной и привычным пространством находился слой пустоты – непреодолимый для сознания и отделявший меня от меня. Будто один я жил, как прежде, а другой я наблюдал за первым как бы изнутри, но в то же время снаружи, причем из такого далека, откуда все мысли меня-первого представлялись мелкими и едва различимыми, а все поступки – несущественными и ни на что не влияющими.

Я посадил себя на диван, и в этот момент зазвонил телефон. Звонок показался мне далеким и скребущим по нервам. Я поднял трубку только для того, чтобы прервать неприятный звук, а услышал звук еще более неприятный, голос, который мне не хотелось слышать.

– Привет, – сказала Лика, и я отодвинул трубку от уха, очень уж громко это было сказано и с какой-то агрессией, и еще в голосе я услышал обиду, горечь и желание немедленно явиться ко мне и посмотреть мне в глаза. Как все эти разнородные чувства могли вместиться в одно короткое слово, я не представлял, да это и не имело значения.

– Привет, – сказал я, и в моем голосе не прозвучало вообще ничего, кроме самого факта приветствия. Ты сказала, я ответил.

– Хорошо поработал? – Лика на другом конце провода пыталась перестроиться, понять причину моей холодности, но, конечно, все, что она при этом себе воображала, имело весьма косвенное отношение к реальности. Впрочем, о какой реальности речь? Той, что я видел, слышал и ощущал, или той, что осталась внутри моего сознания, в памяти?

– Да, – буркнул я. Подумав, что с Ликой нужно, пожалуй, вести себя осмотрительно, я добавил: – Очень устал, правда. Лягу, пожалуй, спать.

– Спать? – удивилась Лика. – Днем? Это что-то новое. Ты не заболел, Веня? Я сейчас измерю тебе давление…

– По телефону?

Глупый вопрос и неуместная шутка, но я понял это только после того, как слова сказались сами собой. Теперь мне точно было не избежать визита, и никакие мои отговорки на Лику, конечно, не подействуют. Я и отпираться не стал.