Читать онлайн «Зона сумерек». Страница 70

Упав на одно колено, Глеб поудобнее перехватил голову противника, намереваясь открутить ее напрочь. Крик Розали спутал его планы. Откуда она здесь взялась, и как нашла его? Ах да! "Черная луна". Носитель "не мог быть" в одиночестве, поле кольца покрывало его, точно кокон, отрезая от всех земных и небесных источников энергии. Носитель "Черной луны" жил за счет жизненной силы того, у кого было второе кольцо. И, разумеется, не мог его потерять.

— Не делай этого, — повторила женщина, жена его, хоть и не перед Богом.

Она была одета наспех, не причесана. Рыжие космы закрывали лицо, но ладони сжимали рукоять отброшенного меча.

— Тебе здесь не место, — раздраженно отозвался Глеб.

Она ничего не ответила. Розали и не собиралась с ним спорить. Острие меча было направлено не на него, и даже не на Пашу. А на нее саму. Она собиралась умереть, чтобы раз и навсегда уничтожить повод для раздоров.

"Черная луна" вернула ей память. Слишком поздно Динзиль вспомнил, что это была уже не первая их стычка на глазах у Лилит.

— Но почему? — устало спросил он.

— Я не знаю, — растрепанное создание говорило каким-то чужим голосом, — Я чувствую, что могла бы пойти за тобой хоть до того места, где кончается асфальт. Но я никуда не пойду. Я останусь здесь.

В ее голосе не было ни упрека, ни сожаления, ни отчаяния. Только решимость. И Динзиль почувствовал, что у него опускаются руки. Он получил все что хотел — уничтожил врага и сделал своим этот рыжеволосый фантом, за которым так долго гнался. И было так просто довершить начатое, а потом встать и отобрать у нее меч. Она бы не успела причинить себе вред. Динзиль двигался быстрее.

Вместо этого он сел на каменный пол и уронил голову в ладони. И застыл не двигаясь, даже не дыша. Он допустил ошибку. Лилит принадлежала ему — телом и душой, но она больше не принадлежала себе. Именно это он упустил. Не поднимаясь с коленей он выбросил руку — широкая ладонь как стрелка компаса указала на нее, и тихо, без выражения, Глеб скомандовал "Спи!"

Меч дрогнул и выпал из рук, звякнув о камень. А потом упала она: мгновенно провалилась в тяжелый и необоримый сон — обморок.

Хотелось курить, но Динзиль не стал лезть за сигаретами. Он смотрел в светлый дверной проем, над которым висело деревянное распятие. Со стены спокойно и мягко глядел на него тот, кому он однажды предложил власть над миром. Распятие совершенно не тронуло время. Глаза были живыми и светлыми.

Динзиль пожал плечами и хмыкнул: Разумеется, ты опять прав. Бог есть любовь а Дьявол есть зло. Но я ведь никогда и не отрицал своей вины… лишь твое право судить.

Он легко поднялся. Не спеша, но и не медля поднял меч и, рискуя пораниться о зеркальное лезвие, резко свел вместе острие и рукоять. С сухим треском оружие сломалось. Второй они все равно не достанут.

Потом он подошел к бесчувственной Лилит, откинул волосы с лица. Нежным свое движение он не назвал бы и сам. Она не спала — это было тяжелое забытье, сродни наркозу. Он не стал размениваться на слезы и прощальные поцелуи. Просто снял с руки черное кольцо… она задышала свободнее, однако не проснулась.

Но Змей не был бы Змеем, если бы ушел просто так, не пытаясь устроить какой-нибудь подлый розыгрыш. Он снял со своей руки второе черное кольцо, в котором теперь, без «сестры» никакой магии не было, и опустил на неловко оттопыренный палец белобрысого. Кольцо село как влитое. Еще бы. Пускай теперь думает "кто есть ху", — пояснил он, поглядывая на распятие с циничной смешинкой в прищуренных глазах, — с ума не сойдет, ума у нее немного, но голову поломает. Попробуй различи два отражения в зеркале.

Вышел он так же неспешно, не оглядываясь назад, хотя очень тянуло. И прошел не в дверной проем на галерею, а в узкую дверцу за алтарем, из которой появился Паша. Ветер обнял его за плечи, как старый друг, и Змей понял, что догадался правильно. Впрочем — он редко ошибался.

Колодец был на месте. А куда бы он делся? Он встал на край. Посмотрел вниз. Это был бы закономерный и даже символический финал: не принимая Божьего суда он осудил себя сам и избавил новый мир от своего присутствия. Но кто будет ценить свет зная, что больше никогда не опустится тень? Взгляд холодных, циничных, насмешливых и мудрых глаз пробился сквозь вибрирующие стены, к небу.

Тебе никогда не приходило в голову, что я не меньше тебя люблю этот мир?.. А может и больше.

Динзиль легко и бесшумно сошел с края колодца и шагнул из под полуразрушенной крыши наружу, прочь.

Паша очнулся от толчка и мгновенно вспомнил Ташкент, белое солнце над головой и торопливый шепот немолодой хозяйки: "Держитесь в дверном проеме, сейчас все кончится".

И правда — все кончилось. Незыблемо стояли ветхие стены и свеча у алтаря, так и не зажженная, даже не покачнулась. И лишь некоторое время спустя Паша ощутил странную тяжесть… и как будто заложило уши. Он перебрался поближе к Розали и постарался разбудить ее. Обмякшее тело безвольно висело на руках, веки были плотно сомкнуты. "Прощальный подарок Динзиля, — сообразил Паша, — ей. Но не ему". Тишина этого места оказалась неуловимо нарушенной, но что это был за звук — Паша сообразил, лишь подняв глаза к потолку: каменный свод разрезала кривая трещина. Она стремительно ползла к стене, увеличиваясь в размерах. Каменный плиты под ним медленно и неохотно зашевелились, будто просыпаясь… Стены уже не вибрировали а мелко дрожали. Понимая всю глупость и донкихотство своего поступка, он все же подтянул Розали к себе, обнял, и попытался заслонить собой от рушащихся стен.

Она так и не проснулась, даже когда раскололся под ногами камень и багровый язык огня слизнул их вниз, в бездну. Мгновение спустя с грохотом обрушился свод, кроша темные, ребристые колонны и те, кто еще оставался в живых, смогли увидеть как небо изменило цвет…

Эпилог.

Асфальт потемнел от лившего несколько часов дождя. Такого здесь еще никогда не было — странная в этом году была весна. Тающие горные снега обрушились на город таким небывалым Великим Потопом, что превратили Халибад в Венецию. И уже к вечеру на улицах появились первые «гондольеры» — вездесущие мальчишки и девчонки на самодельных плотах из автомобильных камер. Пока взрослые со слезами и причитаниями подсчитывали убытки — детвора упивалась неожиданным праздником, и пропускала мимо ушей грозные окрики: "Немедленно прекратить это безобразие и подниматься на чердак!". "Это безобразие" продолжалось полных три дня, и только к полудню четвертого вода начала медленно спадать. К вечеру показались руины какого-то древнего строения… а может и не руины, просто груда плохо обтесанных камней.