Читать онлайн «Великое Делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой». Страница 12

— Хозяин, в сумке лежит пергамент.- И я вынул тот самый арабский документ, который был прибит к виселице старика Готфрида.- Вы говорили, что в нем описан способ приготовления узуфура, лекарства от всех болезней…

— Узуфур? Я не умею читать эти закорючки. Возьми его, он твой. Может быть, а нем содержится секрет Красного камня алхимии… Но, Одо, если ты в самом деле хочешь стать алхимиком и всю жизнь дышать невидимыми ядовитыми испарениями, исходящими от раскаленного серебра или кипящей ртути, то я дам тебе письмо к моему старинному знакомому…

Когда-то я учился в Англии, в Оксфорде.

Мне пророчили блестящую будущность, но я, как видишь, избрал другие пути… Меня очень любил один профессор. Сейчас он оставил кафедру и занимает высокое положение епископа Линкольнского.

Я напишу ему несколько слов, он поможет тебе.

Но не рассказывай ему, прошу тебя, обо мне. Он будет, пожалуй, огорчен.

В ближайшей таверне у проселочной дороги мой хозяин написал коротенькое письмо на обороте арабского пергамента. И мы расстались. Упругой, неутомимой рысью бежал по светлой дороге рыжий жеребец. На повороте хозяин повернулся, махнул мне рукой и скрылся навсегда.

Два года продолжался мой путь -в Англию, в графство Линкольн. Это был трудный путь. Часто я вынужден был забывать о своей цели и заботиться о сохранении жизни, о том, чтобы бренная ее нить не прервалась из-за холода и голода…

Кем только мне не пришлось быть, пока я не встретился со стариком — жонглером и фокусником! Он обучил меня своему сложному и любимому народом искусству. На рыночных площадях я пел песни о великих битвах и могучих героях, побеждавших великанов и волшебников, подбрасывал и ловил блестящие ножи и несколько медных шаров, а старик собирал деньги. Слава о моем искусстве опережала бедную лошадку, впряженную в повозку с нашей утварью. Иногда нас приглашали даже в замки, где мы развлекали богатых и знатных вассалов.

— На юг! — говорил мой товарищ.- На юг, туда, где плещется море, где не нужна теплая одежда.

— На север! — отвечал я.- Только на север! Мне нужно прийти в графство Линкольн…

Парусник перевез нас из Булони к меловым берегам королевства Англии. Здесь жонглеров еще больше любили, чем в Бургундии или Шампани. Старик-фокусник простудился в дороге. И я оставил его у крестьянина, отдал все деньги, которые имел, а сам продвигался все дальше и дальше на север. В сияющем мае я уже брел по цветущим лугам графства Линкольн. Но неожиданное и жестокое разочарование ожидало меня: слуги епископа Линкольнского сказали мне, что тот епископ, к которому я шел, уже давно умер.

— Иди в Оксфорд,-посоветовали они мне.- Там живет ученый монах, большой друг нашего покойного епископа.

У меня не было больших надежд, но я все-таки пошел, чтобы хоть посмотреть на этого монаха, который получил прозвание Мирабилис- Несравненный — и об учености которого мне уже давно приходилось слышать. Примет ли он меня?..

Только через месяц пришел я к высокому зданию Оксфордского университета. Полутемным коридором меня провели к узкой двери. Я долго ждал. Из-за двери проникал такой знакомый мне запах горящей серы, слышалось равномерное журчание, которое производит пестик, растирающий порошок в ступе. Раздался звон разбитого стекла. Наконец дверь открылась. Комната была светла, и я невольно зажмурился. Высокий грузный монах, в грубой сутане францисканца, босиком стоял передо мной. Его тонзура на макушке была давно не брита, буйно вьющиеся волосы падали на лоб. Монах внимательно всматривался в темноту коридора.

— Кто ждет меня? — спросил он.

— Одо, юноша из Фландрии,- сказал я, делая шаг к двери.- Я долго искал епископа Линкольнского, но он умер. И вот я пришел к вам.

— Имя моего незабвенного учителя священно для меня,- сказал монах.

Это и был тот самый магистр, о котором мне говорили слуги епископа.

Он пропустил меня в свою мастерскую. Разве могла сравниться эта замечательная, наполненная удивительными, неведомыми мне сосудами комната, настоящая лаборатория алхимика, в которой за большими столами работали ученики и помощники, с тем жалким амбаром, где работал мой добрый и несчастный хозяин Готфрид Компьенский. Разве можно было сравнить ее с сундучком мессера Даниила из Трансиордании, где лежало десятка два разных веществ и который он имел наглость называть своей лабораторией!

Робость охватила меня.

Я протянул. магистру пергамент, на котором мессер Даниил написал письмо епископу Линкольнскому, и стал в сторону, наблюдая за учениками. Двое из них пытались разжечь большую печь. Движения их были неловки, и я, воспользовавшись тем, что великий ученый был погружен в чтение письма, осторожно предложил свои услуги.

— Поразительно!- воскликнул магистр.- Это настоящий документ!.. Дети мои,- обратился он к ученикам,- этот юноша принес мне замечательный пергамент! — Столетия странствовал этот документ, пока попал в мои руки! И я вижу перст судьбы в том, что он шел к- моему другу и учителю Роберту Гроссетесту, а пришел ко мне. Это мой чудесный учитель прислал привет, из -своей холодной- могилы… Мальчик, мы заплатим тебе за него…

— Мне не нужно денег,- сказал я.- Мой хозяин, мессер Даниил из Трансиордании, написал на обороте этого листка письмо.

Магистр быстро перевернул пергамент и рассмеялся:

— Ах, вот что! У него просто не было бумаги, и он использовал этот замечательный документ для письма. Он уподобился тому невежественному тулузскому монаху, который стер бесценную рукопись Аристотеля, чтобы занести на пергамент число поступивших бочек вина и заполнить картулярию с указанием земель, принадлежащих аббатству… Даниил из Трансиордании пишет моему высокочтимому другу, что ты, сын мой, долгие годы работал у различных алхимиков, мечтаешь и любишь искусство Великого Делания, что ты находчив и умел… Два года прошло с тех пор, как этот документ был написан. Осталось ли твое желание твердым, ибо наука требует не высокопарных речей и бездоказательных рассуждений, а великого труда, внимания ко всему, что происходит в колбе, в печи, в воздухе и в небе?

— Я хочу быть алхимиком!- твердо сказал я.- Мне ничего уже не страшно. Я видел и холод и голод, я убегал от толпы разъяренных людей… Но два последних года я был… я был жонглером.

Ученики, бросавшие завистливые взгляды на меня- учитель уделил мне, недостойному, столь много внимания,- громко рассмеялись.

— Уличный фокусник будет искать философский камень! — презрительно бросил один из них.