Читать онлайн «Победитель планеты (двенадцать разрезов времени)». Страница 32

6) парнокопытных — группа огромного многообразия (свиньи, бегемоты, антилопы, жирафы, олени, верблюды, жвачные).

7) непарнокопытных — (лошади, тапиры, носороги).

8) травоядных китов (сирен) — «водные представители» копытных (важный промысловый вид белуха, морские коровы).

9) хищных — высокосовершенная, очень многочисленная группа с зубами задними ложнокоренными в верхней челюсти и передними коренными в нижней, превращенными в хищные, или плотоядные, зубы (кошки, виверры, гиены, собаки, медведи, еноты, куницы и т. д.).

10) ластоногих (тюлени, моржи) — «водные представители» хищных.

11) китообразных — дальнейшее приспособление к воде потомков хищных; некоторые — зубастые киты — сохранили еще зубы (дельфины, кашалоты), другие — беззубые — уже утеряли их (настоящие киты — гренландский кит и т. д.).

12) полуобезьян (лемуров) — довольно примитивная, живущая на деревьях в тропиках ночная группа, связанная, вероятно, с насекомоядными и давшая начало:

13) обезьяноподобным, среди которых в третичном периоде появились (может быть, в виде проплиопитека, затем дриопитека, потом питекантропа) предки человека (недавно открытый синантроп является, вероятно, первым человеком, уже делавшим орудия).

Систематику растений я не буду приводить — она сложна и до сих пор плохо разработана. Непосвященному человеку она скажет гораздо меньше, чем систематика животных. Дело в том, что мы гораздо менее отчетливо чувствуем значение различий в строении растений, чем значение различий в строении животных (может быть потому, что мы сами относимся к животному миру). В схематической таблице приведена и в тексте рассказана примитивная систематика растений, которой достаточно для понимания этой книги и которая в особых комментариях не нуждается.

Происхождение солнечной системы изложено по теории Джинса, сейчас почти общепринятой. Преподаваемая до сих пор в школах гипотеза Канта-Лапласа окончательно признана недостаточной. Математические расчеты показали, что из вращающейся туманности никогда не может образоваться солнечной системы, как думал Лаплас, а получится звездный рой. По Джинсу, как видит читатель, образование солнечной системы — дело редкого случая. Этим и объясняется, что другой солнечной системы, кроме нашей, мы с уверенностью не можем указать на всем звездном небе.

Я попытался восстановить условия на Земле в момент возникновения жизни так, как это вытекает из гипотезы А. И. Опарина. Гипотеза эта конечно не проверена еще до конца. Она далеко не обладает доказательной силой дарвиновской теории эволюции. Но все же, несмотря на все свои несовершенные стороны, на непреодоленные механистические моменты, эта гипотеза гораздо последовательнее, полнее, конкретнее других (подробнее она разобрана в моей книжке «Случайно ли возникла жизнь на земле», «Молодая гвардия», 1931 г.).

Эта гипотеза имеет, по меньшей мере, три преимущества: 1) она не заставляет принимать на веру никаких особых сил или условий, якобы участвовавших в создании жизни; 2) она говорит об образовании белкового геля логически полным и понятным образом, в значительной мере поддающимся опытной проверке; 3) она показывает, как, переходя от физики и химии к биологии, нужно от закономерностей химических и физических переходить к закономерностям биологическим, ибо образование стойкого, саморегулирующегося геля возможно было только в результате естественного отбора (биологическая закономерность) среди миллиардов гелей.

Гипотеза Опарина исходит из неорганического происхождения первой нефти. Такую точку зрения отстаивал наш знаменитый химик Д. И. Менделеев. Большинство геологов стоит на точке зрения органического происхождения нефти. Однако уже экспериментально удалось доказать возможность образования углеводородов взаимодействием карбидов и воды. По-видимому (многие геологи уже не спорят против этого), нефть может иметь двоякое происхождение: и органическое и неорганическое.

Место происхождения жизни (у Канадского щита) избрано мной конечно произвольно.

Внимательный читатель видит, что и в вопросе о появлении хлорофиллоносных растений, и в вопросе о самом происхождении жизни, и дальше всюду, когда мы будем говорить о развитии, об эволюции, нам придется часто упоминать о случае. Не означает ли это, что этим мы отрицаем причинность, закономерность? Так как раз полагает буржуазна я наука и философия. Рассуждая по правилам ограниченной формальной логики, буржуазные философы (а за ними и наши механисты) утверждают: или случай, или закономерность. Они так же как и наши меньшинствующие идеалисты не в состоянии понять диалектического единства случайности и закономерности. Отдадим себе отчет, что значит случай в нашем, биологическом материале. Значит ли он, что новое, более стойкое устройство геля пришло беспричинно, что беспричинно попал и отложился хлорофилл у первых прапредков растений, что беспричинно появляется какое-либо новое приспособление у растения или у животного, закрепляемое потом естественным отбором? Нет, конечно не значит! Дли всего этого есть вполне определенные причины в физикохимических законах, в законах обмена веществ среди насыщенного определенными солями океана, в физиологии организма.

Мало этого: раз существовало белковое вещество в реальной обстановке, сложившейся на Земле, все это должно было произойти рано или поздно неизбежно.

Но также ясно, что все эти изменения вовсе не задавались целью «выручать» организм. Строгая причинность внутри и вокруг организмов вызывала изменения в них в самых различных направлениях — и «полезные» были только единицами среди тысяч (а может быть миллионов) безразличных или вредных. Только среди тысяч или миллионов изменений строения одно случайно оказывалось таким, что оно было выгодно организму, — и вот поэтому-то организмы с таким выгодным изменением сохранились, а прочие отмирали.

Приспособительная (направленная) эволюция возникала путем отбора случайно оказавшихся выгодными среди миллионов происходящих во все стороны (т. е. ненаправленных) изменений.

Такова подлинная диалектика эволюции, включающей борьбу и единство противоположностей, единство случайности и закономерности.

Это чрезвычайно важно. Вы видите, что случай и причина здесь не только не исключают друг друга, но опираются один на другую, предполагают, включают один другую, ничего не значат друг без друга.

Мало того, только признав случайность (которая вовсе не есть беспричинность), мы получили возможность объяснить, материалистически понять закономерность развития жизни. Без этого мы никогда бы не вскрыли подлинную причинность, потому что если бы мы сказали, что каждое изменение было «закономерно», заранее направлено к приспособительной «цели» (а не случайно совпало с ней), то мы вернулись бы к тому же «божественному» учению о целях, вложенных творцом в природу, которое мы собрались было опровергнуть, говоря о «закономерностях».