Читать онлайн «Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона». Страница 34

Мексиканцы вообще довольно своеобразно относятся к смерти. Но то, что ежегодно творится на улицах первого ноября — в день всех святых, граничит с повальным безумием. По крайней мере, так кажется иным иностранцам, далеким от обычаев древней страны, что собственной кровью вспоила богов. Они ушли глубоко под землю, каменные идолы с клыками ягуаров и жалами змей; свившиеся в клубок оперенные анаконды; исчадия ада с орудиями пыток в когтях. Мечом разрублена цепь времен. Крестом запечатана гайна. Навечно сомкнуты тяжеловесные уста циклопической головы, оплетенные цепкой лианой. И череп из горного хрусталя, пронизанный пузырями, издевательски скалится в мертвенном свете музейных ламп. Пусты провалы глазниц и стиснуты зубы, выточенные, вопреки всем канонам кристаллографии, из цельного куска.

О чем грезила доктор Монтекусома Альба, стоя у витрины кондитерской в мистическую ночь всех святых? Что-то странным образом переместилось в ее памяти. Произошло некое раздвоение, похожее на тревожный сон. Причем, не обязательно кошмарный. Напротив, видения могут оказаться на диво желанными, но непонятное беспокойство не дает безоглядно отдаться их власти. Словно знаешь заранее, что такое уже было однажды.

Переждав легкое головокружение, Долорес взяла себя в руки. Она просто перетрудилась. Они с Яго-Роберто совершенно правильно сделали, что вырвались на неделю в Акапулько.

Дивное море и карнавал в самом разгаре… А от такой прически, как у нее, можно сойти с ума. В Мехико она не могла бы позволить себе полтора часа провести в кресле. Вытянув руку, Долорес мимолетно глянула на свежий лак ногтей и вдруг вспомнила, что, собственно, привело ее в эту соблазнительную лавчонку. Сентиментальная причуда, не более. Увидев у маникюрши пряничное сердце с перекрещенными костяшками из миндаля, она подумала, что после семи лет брака ей стоит напомнить Яго-Роберто о безоблачных днях в Лагуне де Монтебелло.

Долорес вошла в кондитерскую, наполненную жизнерадостным хохотом юных парочек и умопомрачительным запахом ванили.

Показав на приглянувшийся ей марципановый череп, она попросила украсить обсыпанную кокосом маковку все еще милым именем. Не сердце, но Адамову голову, с пожеланием долгих лет, подарит она мужу, как это водится у добрых друзей. Пожилая женщина за прилавком взялась прилежно выкладывать буквы кубиками цуката.

Из окна кондитерской хорошо была видна забитая гудящими автомобилями авенида, по которой, на манер слаломистов, выписывали головоломные кренделя мальчишки на роликах. Кто в устрашающей маске, кто просто с размалеванной рожей, гонялись они за голоногими ведьмочками, заглушая свистом и гиканьем вой одурелых клаксонов.

Приняв перевязанную креповой лентой коробку, Долорес с некоторой опаской перебежала на другую сторону, улицы где горела неоновая вывеска «Фиеста Американа Кондеса». Над крышей отеля взлетали дымные струи фейерверка. Сквозь окружающий грохот и гам пробивались звуки духового оркестра. Где-то совсем близко играли ламбаду.

И опять Альбе показалось, что жизнь, как заезженная пластинка, выводит ее на уже пережитую борозду. Словно они с Яго-Роберто после долгого перерыва вновь приехали сюда, в Акапулько, остановились в той же гостинице и должны повторить свои роли в когда-то отыгранном спектакле.

В каком именно, она, как ни силилась, не могла вспомнить, но смутно предчувствовала развязку пьесы, узнавая вновь и вновь декорации.

Стуча высокими каблуками по узорному мрамору, Долорес пересекла холл и вызвала лифт. Опустившись двумя этажами ниже, вышла в сад, где были накрыты столы для ужина. Возле стойки с аперитивом препиралась пожилая чета, а малость поодаль покачивалась еще одна фигура в траурном плаще и цилиндре мортуса. Похоже было, что сеньор успел основательно накачаться. Внимательно оглядев столики и не обнаружив мужа, Долорес перевела взгляд на сверкающие лотки, где прохаживались, набирая закуски, джентльмен в белом смокинге и морской офицер со своей дамой. Ярилось пламя, на котором повара в колпаках обжаривали истекающие соком куски мяса, официанты в общитых позументом фраках обносили бокалами с шампанским. Веселье было в самом разгаре. Усатые оркестранты, придавленные тяжестью необъятных сомбреро, в поте лица наяривали все ту же ностальгически памятную ламбаду. Несколько пар уже вертели задами на танцевальном круге. Дробные вспышки, меняя цвета, выхватывали сладострастно трепещущие бедра и ходящие ходуном груди. Вперемешку с вечерними туалетами мелькали карнавальные костюмы.

Яго-Роберто нигде не было.

Метродотель провел Долорес к их столику и, смахнув со скатерти сиреневый лепесток магнолии, с поклоном удалился. Она водрузила коробку на середину стола и положила сумочку. По ее знаку бой принес радиотелефон, но на звонок никто не ответил. Закинув ногу на ногу, Долорес нервно закурила и, чувствуя, что начинает закипать, яростно раздавила сигарету. Сидеть в одиночестве на виду у всех было выше ее сил. Она притворно зевнула, прикрыв перчаткой ярко накрашенный рот, и с застывшей улыбкой, как модель на подиуме, ступила на мраморную дорожку, испещренную перистой тенью араукарий. За каменной аркой, выполненной в виде знаменитых «Ворот Солнца», простиралось поле для гольфа. Рассудив, что подстриженный газон не для ее туфелек из кожи игуаны, Долорес свернула на боковую аллею и вскоре попала в затемненную зону. Иероглифы созвездий едва угадывались в тенетах листвы.

Скорее угадав, нежели различив в глыбе мрака, острый контур согнутых колен, Альба невольно вздрогнула. Она узнала и это место, и этого идола, привезенного из Уксмаля. Владыка дождей забыл далекую родину, одурманенный влажным дыханием японских камелий. С последней каплей жертвенной крови иссякла его былая мощь и растрескались пересохшие недра. Теперь Долорес знала все наперед. Сначала она приблизится к Тлалоку, погладит шершавый камень и зерна слюды колюче сверкнут у нее между пальцев, потом… Небо жестоко подшутило над ней, ввергнув в замкнутую орбиту прожитого. Вольна ли она переиграть? Есть ли у нее свобода воли, в этом параллельном мире, где отстали часы?

Она не притронулась к лодыжке мертвого бога, но, обойдя его, выбежала на открытое место и увидела то, что уже было врезано в память ядовитой иглой.

Там, сразу за альпийской горкой, где цвели опунции и агавы, начиналась огороженная колючим кустарником песчаная полоса с декоративными хижинами, если не шалашами, весьма далекими от жилищ мексиканских индейцев. Там же на потребу любителей экзотики были выставлены кое-какие предметы быта: кувшины из расписной керамики, каменные ступы и почерневшая от непогоды долбленная колода, куда больше похожая на свиное корыто, чем на каноэ. Под стать ей была и тростниковая лодка, весьма отдаленно напоминающая рыбачьи челны Титикаки. Эта плетеная посудина совершенно не годилась для плавания, но, как оказалось, была вполне пригодна для упражнений иного рода. Долорес не знала, кому принадлежат воздетые к восходящей луне ноги и серебряные босоножки на шпильках, а также трико с намалеванным скелетом. Как сброшенная кожа змеи, оно валялось на песке возле лодки, рядом с шелковым пиджаком. Этот предмет туалета был ей знаком и даже из дальнего далека она бы узнала оголенную спину, вовлеченную в возвратнопоступательное движение.