Читать онлайн «Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуждение Каменного Бога». Страница 26

Выместив ярость на своих жертвах, полицейские оставили их в покое и принялись яростно о чем-то спорить. Одни пленники стонали и охали, другие лежали молча и неподвижно. Херота, которого избили особенно жестоко, тошнило. Кровь из рассеченных губ и осколки зубов смешивались с рвотой.

Некоторое время Два Сокола не мог мыслить четко и ясно. Голова болела, словно пробитая раскаленным шипом, плечо ныло, как больной зуб.

Только потом он понял, почему О’Брайен так поступил. С той минуты когда сержант осознал, что навсегда оторван от родины, он медленно умирал. Глубокая скорбь переполняла все его существо, вытесняя волю к жизни. Он пошел на смерть сознательно. Для других его смерть не выглядела самоубийством — скорее мужественным и рыцарским поступком. И он нанес этому миру последний удар.

Возможно, самым болезненным ударом для О’Брайена было то, что его религии здесь не существовало. Он не мог ни помолиться, ни исповедаться, и умер без покаяния, и похоронен будет не на кладбище.

Но его самопожертвование не было напрасным. Он отвлек внимание полицейских от девушки. Начальник отряда прорычал приказ. Ильмика с трудом поднялась на ноги и позволила заново связать себе руки.

Херота прекратило тошнить. Поднявшись на ноги, он заговорил с начальником. Ицкапинтик посоветовал ему заткнуться, а когда тот продолжил, ткнул блодландцу дулом пистолета в живот. Херот, видимо, то ли обезумел от боли и страха, то ли был слишком горд, чтобы обращать внимание на угрозы, — так или иначе, он продолжал, судя по тону, поливать индейца бранью. Два Сокола ожидал, что ицкапинтик просто вышибет Хероту мозги, но начальник только ухмыльнулся и, оттолкнув Херота, приказал загнать пленных на подъехавший грузовик.

Их везли девять часов, не давая ни еды, ни питья. Наконец пленники оказались в военном лагере, где их поместили в усиленно охраняемый барак и дали немного воды, черствого черного хлеба и вонючего супа. Те, кто мог шевелить челюстями после побоев, поели.

Пришла ночь, а с ней и кровососы. Лишь утром можно было вздохнуть посвободней. Один из офицеров, владеющий блодландским и языком хотинохсоних, допросил пленных. Их рассказ, казалось, встревожил его. Через час явились солдаты и увели Ильмику, обращаясь с ней с подчеркнутой вежливостью.

Два Сокола спросил Херота, имеет ли он хоть малейшее представление о том, что происходит.

— Если бы Ицкапинтик все еще был нейтральным, — пробормотал Херот распухшими губами сквозь выбитые зубы, — перед нами извинились бы и отпустили нас. Но теперь — нет. Можем надеяться разве что на жизнь в рабстве. Леди Торсстейн скорее всего отдадут кому-нибудь из высших офицеров в шлюшки. Когда она ему надоест, он отправит ее к своим подчиненным. Что произойдет потом — один Бог знает. Но Ильмика — блодландская дворянка. Она покончит с собой при первой возможности.

Два Сокола не был так уверен в этом. Ему казалось, что он стал свидетелем некоей закулисной игры. На следующий день его и Квазинда привели в один из кабинетов комендатуры. Там находились Ильмика Торсстейн, офицер Ицкапинтика и высокий перкунишанский чин в шикарном бело-алом мундире со множеством орденов и золотыми эполетами. Девушка выглядела намного лучше: она вымылась, стянула волосы узлом на затылке и переоделась в длинную юбку и женскую блузу. Но взгляд ее был отсутствующим; перкунишанину приходилось по несколько раз повторять вопросы, чтобы получить от нее ответ.

Два Сокола быстро оценил положение. Очень действенный аппарат перкунишанской тайной службы сразу же после доставки пленников установил их личности. По-видимому , правительство Перкуниши немедленно направило Ицкапинтику «просьбу» (читай — требование) о выдаче Ильмики, Двух Соколов и Квазинда. Здешнее правительство, может быть, и удивилось такой «просьбе», но истинных ее причин так и не выяснило — иначе никогда не призналось бы в том, что держит ценного пленника у себя.

Лишь намного позже он узнал, почему вместе с ним из лагеря вывезли еще и Квазинда с Ильмикой. Ильмика была внучатой племянницей кассандраса — правителя Перкуниши, дочерью его племянницы, вышедшей замуж за младшего брата короля Блодландского. Когда тот умер, племянница кассандраса вышла замуж второй раз, за лорда Торсстейна, приходившегося королю двоюродным братом. От этого брака и родилась Ильмика. Кассандрас не хотел, чтобы его племянница попала в руки ицкапинтикских варваров.

Квазинда же по ошибке приняли за О’Брайена. Такая ошибка не могла долго оставаться незамеченной, но этого оказалось достаточно, чтобы Квазинда вместе с остальными отправили в столицу Перкуниши. О блодландцах Два Сокола больше никогда не слышал: скорее всего их перемолол какой-нибудь концлагерь.

Прежде чем отправиться в «Берлин», как называл Два Сокола про себя перкунишанскую столицу, пленников пригласили пронаблюдать за казнью полицейских. Обнаженных, избитых, связанных по рукам обидчиков леди Ильмики вывели на мощеный двор, где стояли крепкие глаголи. Палачи перетянули лодыжку каждого из приговоренных толстой проволокой и при помощи воротов подняли так, что несчастные закачались в воздухе под виселицами.

Ицкапинтики оказались отважны — этого Два Сокола не мог не признать. Двое плевали на своих палачей. Но боль от растягивания кожи скоро стала сильнее их храбрости. Они кричали, раскачиваясь на ветру, пока сознание не покидало их. Тогда палачи окатывали их холодной водой, и все начиналось сначала. Один упал — под тяжестью тела проволока рассекла и кожу, и мышцы, и сустав. Его подняли, перетянули проволокой колено и вздернули снова.

Два Сокола не испытывал к ним жалости — они получили то, чего заслуживали. Но тошнота от этого слабее не становилась, и он только обрадовался, когда Ильмика заметила, что довольна уже тем, что правосудие свершилось. Но им пришлось отъехать довольно далеко от лагеря, прежде чем они перестали слышать вопли.

Несмотря на то что в столице его не ждало ничего хорошего, Два Сокола ощутил облегчение, когда они пересекли границу Ицкапинтика. Только тогда пропало и неприятное ощущение под ложечкой.

Железнодорожный вагон, в котором они ехали, можно было считать роскошным. У Двух Соколов и Квазинда было личное купе. Еда была великолепной, и они могли пить пиво, вино, водку — столько, сколько хотели. Можно было даже принимать ванну. Но на всех окнах красовались железные решетки, а с обоих концов вагона стояли вооруженные охранники. Ответственный за их перевозку офицер, хилиархос (капитан) по имени Вилкис, все время находился рядом. Он обедал вместе с ними и помогал Двум Соколам в изучении перкунишанского языка.