Читать онлайн «Умирать вечно». Страница 43

Дабы не попадать под обстрел танков, броневики постоянно петляли по улицам. Вскоре, поняв, что пушкой нас не взять, экипаж танков прибегнул к другой тактике. На башне каждого показалось по стрелку, и они тотчас начали стрелять из танковых пулеметов. Калибром они уступали пулеметам броневиков, но были заправлены бронебойными боеприпасами, так что броня «Черта» быстро прохудилась на корме; несколько крупных пуль пробили лобовое стекло, но никого не задели.

— Снимай их! — кричала Ника Хакеру. — Снимай их, Сева! Снимай пулеметчиков!!

Броневики удачно избежали еще двух снарядов, а Хакер умудрился-таки подстрелить одного из пулеметчиков на танках. Наконец мы покинули городские кварталы и по автостраде помчались к заснеженным близким холмам. На открытой местности наши шансы уцелеть резко уменьшились: танки теперь шли борт о борт и стреляли из главных орудий беспрестанно. Ника крикнула мне, что под одной из коек лежит гранатомет, и я быстро выудил на свет «Осу». Армейский опыт подсказал, как привести оружие в боевую готовность, после чего я распахнул задний люк и как можно точнее прицелился в один из танков. С ревом, обдав всех, кто был в броневике, жгучим огненным дымом, снаряд быстро перечеркнул расстояние до танков и взорвался под одним из них.

Я попал. Во всяком случае, погоню продолжал лишь один из Т-72. Пулемет на его башне стрекотал, так что я рисковал в любое мгновение схватить пулю. Вновь зарядив гранатомет, я прицелился и нажал на гашетку.

В этот раз промазал. Грозная боевая машина преследователей насквозь пролетела столб дыма, огня и земли, что вышиб снаряд из дороги. Осталось еще два снаряда, так что я вновь перезарядил «Осу», вновь прицелился и вновь выстрелил. И на этот раз попал…

Задраив люк, я в изнеможении упал рядом с постанывающим Молотом. Рука горела, бок горел, голова гудела от напряжения и звуков пальбы. Мало что соображая, я покачивался на неровностях дороги, пока «Черти» с максимальной скоростью удалялись от Гродно. Ника что-то говорила о Абадонне, который может пуститься вдогонку, но я уже не понимал слов девушки. Лишь полчаса спустя, когда броневики въехали в густой лес и свернули с асфальта на грунтовую дорогу, теряющуюся в зарослях, мы остановились. Ника перебралась с места водителя в заднюю часть кабины, поинтересовалась о состоянии Молота и моем здоровье.

— Сева, давай слазь уже, — вновь по имени, а не по прозвищу позвала девушка Хакера. Его нога свешивалась из гнезда. — Приехали…

Ника потянула Хакера за ногу, и тут… его мертвое тело, развороченное пулеметами танков, рухнуло вниз. Ника с расширившимися от ужаса глазами опустилась в кресло и беззвучно зарыдала. На ее правой руке, как и на моей, тоже багровела здоровенная рана.

В кабину постучался Георгий Виссарионович, управлявший первым «Чертом». Когда он оказался внутри, то, завидев мертвое тело охотника, шумно выдохнул воздух и сматерился. В траурном молчании мы пробыли около пяти минут, после чего Ника тихо спросила:

— Сколько выжило в первом экипаже?

Гоша медленно перевел на нее глаза, потом отшвырнул прочь каску, которую держал в руках, и присел на свободное кресло. Его ладонь вытерла запекшуюся уже кровь с лица, чужую кровь, принадлежавшую кому-то из сатанистов. А потом охотник ответил:

— Никого не выжило… Их скосили еще у кинотеатра…

Посуровев, Ника перестала лить слезы, приказала Гоше, как наиболее уцелевшему, помочь мне и Молоту перевязать раны. Георгий Виссарионович сначала обследовал Молота.

— У него пять проникающих, — сказал охотник после осмотра. — Удивляюсь, что он еще дышит…

Гоша сказал это без опасений, что Молот услышит его слова. Ведь здоровяк был без сознания. Обработав раны как только мог, Гоша переключился на меня. Я же, дабы не раздражать его, отмахнулся и заявил: «Я сам»…

Взрыв гнева, который последовал дальше, мог сравниться разве что со взрывом ядерной бомбы. Георгий Виссарионович схватил меня за ногу, потащил к люку и выкинул в снег.

— Ты сам? Ах, значит, ты сам?! Сам, да?! — На его губах кипела белая пена слюны. — Почему же тогда ты, чертов ублюдок, твою мать, сука, сам не отправился в Виссен?! Что, слишком важная птица, да?! Какого х… из-за тебя я должен рисковать своей жопой, а?! Ты сам? Сам?! Тогда вали отсюда САМ, пи…р!

Георгий Виссарионович на каждом восклицании давал мне, корчащемуся в снегу, хорошего пинка. Настолько хорошего, что я аж подлетал сантиметров на пять.

— Ползи отсюда, щенок! Вонючий пи…р!! Раз ты сам, то вали на…й, чтобы я тебя больше не видел!!

— Гоша! Прекрати! — крикнула Ника. — Немедленно прекрати!!

— Нет уж, — плотоядно улыбался охотник. — Нет уж, хер вам! Из-за этой мрази погибла почти вся команда! Из-за этой суки погибло шесть человек!! Если бы не эта сволочь, мы спокойно добрались бы до восточных земель…

Выбравшись из машины, Ника подбежала к Гоше, оттолкнула его от меня. После нескольких звонких пощечин Георгий Виссарионович успокоился, сплюнул, и, позабыв обо мне, угрюмо полез в броневик. Девушка помогла мне подняться на ноги, перекинула мою руку через себя и потащила к «Черту».

Но тут Гоша показался вновь. На этот раз он держал в руке пистолет, направленный на меня.

— Васька помер, — обыденно сказал он.

Ника замерла. Тихо, спокойно она проговорила:

— Гоша, не глупи. Убери пушку…

— Семь человек из девяти, — не слушая ее, продолжал нараспев Гоша. — И все ради одного…

— Гоша!..

— Отойди, Ника. Я не хочу тебя зацепить…

— Гоша!..

— Отойди, прошу тебя… Надо воздать этому тупому щенку по заслугам…

— Не смей! — завизжала Ника.

Крик девушки был последним, что я слышал. Даже выстрел, и тот оказался для меня безмолвным, бесшумным и бесцветным, если не считать яркой вспышки неопределенного цвета и почти неощутимого толчка куда-то в лобную часть мозга…

Гоша выстрелил мне в голову…

Солнце так ослепительно сияло на горизонте, что пришлось сощурить глаза. Подсвеченные красным горы, остроконечные вершины и сглаженные конусы гордо высились вдали, такие вечные, такие непоколебимые…

Он стоял в поле среди высокой травы, погруженный в нее по пояс. Стебли сочных трав касались его рук, щекотали икры и щиколотки, обнаженные. В недалекой роще щебетали птицы, переливались всеми трелями, на какие способен их пернатый народ; отовсюду доносились звонкие позывные кузнечиков.

А он, привыкнув к яркому солнцу, теперь смотрел на него спокойно, широко открытыми глазами, в которых можно было прочесть все что угодно, в которых можно было утонуть, так и не достигнув дна. В его глазах отражалось солнце, но вместе со светилом глаза хранили полную темноту, настолько непроницаемую и бездонную, что, наверное, он и сам не смог бы постичь ее.