Читать онлайн «Мясорубка Фортуны». Страница 4

Бажена и Шенигла долгое время боролись за мою душу, каждая из сестер старалась склонить меня на свою сторону. Я выбрал сторону добра. Бажена отлично приспособила меня для поддержания порядка в заповеднике, но к счастью, много лет назад она исчезла из моей видимости. Думаю, с определенного момента ее стала устраивать работа служек Седьмого Отдела, в чьи должностные обязанности входит защита обитателей заповедника. А от Шениглы — Адской Птицы, служительницы сил зла, я избавился еще раньше. Превратил ее в камень при помощи взгляда медузы Горгоны и разбил вдребезги.

С тех пор я был свободен. Что еще нужно вампиру Тихону для полного счастья? Изобилие свежей крови?… В последнее время я настолько хорошо питался, что не мог вспомнить ощущения смертельного холода, подкрадывающегося к сердцу голодающего вампира. Для счастливого безоблачного бытия мне недоставало самой малости — великолепного каменного дворца, окруженного уютным тенистым садом, и контрольного пакета акций ОАО «Волочаровский мясокомбинат». Всей этой роскошью владел Филипп Поликарпов, сын моего покойного заклятого врага Лаврентия. История сего имущества печальна для господина Подкорытина-Тарановского. В начале прошлого века мой «лучший друг» вампир Лаврентий, женившийся на дочке градоначальника, украл у меня сундук с драгоценностями. Часть сокровищ он потратил на строительство колбасной фабрики и шикарного особняка, а остаток спрятал в неизвестном месте. Лаврентий боялся, что я вновь завладею кладом, и потому решил отравить меня осиновой смолой. Но ненароком отравился ею сам, порезав палец осколком разбитого пузырька с ядом.

С годами мое имущество, документально зарегистрированное на Филиппа, значительно преумножилось. Благодаря волшебному покровительству даже во время революции Филипп не лишился своего богатства. Несмотря на то, что колбасная фабрика перешла в собственность государства, он остался ее директором, и в доме, получившем название «Волочаровский музей искусств», продолжал жить, не пуская на порог любопытных посетителей музея. Ладно, я пошутил насчет посетителей. Дом Поликарпова народ обходил окольной дорогой. Ходили слухи, что бессменный директор колбасной фабрики пьет кровь, и знается с нечистой силой. А после перестройки, когда Филипп приватизировал свое имущество, стал полноправным владельцем усадьбы и учредителем мясокомбината, слухи не иначе как по волшебству, испарились. Все эти чудеса вызывали у меня подозрение, что Шенигла жива и продолжает строить козни. Но прямых доказательств тому я не нашел.

Волочаровцы не знали о моем существовании. Исключение составляли охотники и работники мясокомбината, выдававшие мне ужин. Но и они не ведали тайны моего прошлого, ее надежно хранил в своих интересах Филипп Поликарпов. Он боялся меня и потому, по его словам, «заботился о том, чтобы я ни в чем не нуждался». Странно, что при этом он полагал, будто для полноценной жизни мне достаточно лачуги на зловонном пустыре промзоны, жалких денежных подачек и бесплатной еды.

Впрочем, его убийство не вернуло бы мне украденного сокровища. Закон был на стороне Филиппа, он получил звание почетного гражданина Волочаровского района, а я оставался юридически бессловесным существом без документов, человеческих прав и свобод. В общении с неусыпными охранниками-самураями Филипп называл меня Бродячим Псом. Обидное прозвище придумал его отец. Для вампира нет худшего оскорбления — псами у нас называют предателей, перешедших на службу к людям. Лаврентию оно подошло бы больше, ведь предателем был именно он. Увы, об этом мало кто помнил.

Заколдованным самураям, подаренным Лаврентию японским императором после их попытки устроить государственный переворот в стране восходящего солнца, и в наказание обреченным на вечную службу роду Лаврушки, вряд ли была известна истинная причина нашего конфликта. Их потомки, охранявшие покой Филиппа, знали еще меньше о той старинной и очень скользкой истории. Но я еще как остерегался волочаровских самураев. Жители японской деревни Фушиги, откуда были родом мятежники, издревле считались необычными людьми. Одной из их удивительных способностей была невероятная сила, многократно превышающая человеческую. Волочаровские самураи с легкостью расправлялись с пришлыми вампирами. Слава их побед действовала на меня примерно так же, как предупреждающий знак «Смертельно опасно», и я старался близко к ним не подходить.

Директор агропромышленного комплекса Магомед Байрамуков, потомок убитой Лаврентием его первой жены Лейлы, не догадывался о своем родстве с вампирами.

Магомед был веселым и великодушным, в отличие от жадного, злобного и нелюдимого Филиппа. В его дворце постоянно шумели гости, из беседки не успевал выветриваться запах шашлыка. Каждый переступивший порог его дома задерживался на целый день, а то и на неделю. Для желанных гостей слуги Магомеда откупоривали бочки самодельного вина, резали баранов и овец. Последнее меня особенно радовало — овечья кровь была, есть и будет моим любимым лакомством.

Прежде, чем взойти на дощатое крыльцо, я обогнул почерневшую с годами избу, тщательно принюхиваясь. Жухлая трава сберегала каждый след. Некий человек ходил кругами и топтался на крыльце. Ржавой железякой он испытал на прочность замки.

Гости давненько не наведывались в мое жилище. В последний раз дверь пытались сломать двое пьяниц, искавших металлолом, а чуть раньше — компания подростков, соскучившихся по острым ощущениям. Все эти люди считали мой дом жилищем сторожа и сражались с тремя врезанными замками днем. Ночью ни один человек не забредал на пустырь промзоны.

Справившись с легкой тревогой, я выпрямил ригель наиболее пострадавшего замка, открыл дверь и вошел в дом. Первый делом я включил свет. Ночное зрение не помогло мне полюбить темноту. Широкий абажур, похожий на оранжевый торт, разливал уютный рыжеватый свет по центральной комнате, придавая незатейливому интерьеру благородный тон далекой старины. Он ярко выделял слева — заваленный книгами и тетрадями письменный стол и зеленый стул возле него, а справа — бордовый диван с тремя подушками и двумя валиками, на которых отдыхали раскрытые книги, и стыдливо затенял листы фанеры, прибитые к оконным рамам. Таким образом, он объяснял случайному гостю, что жилье принадлежит в первую очередь поэту и только во вторую очередь вампиру. Немного дрожащего света отражалось в зеркале платяного шкафа. Вместе с узкой побеленной печкой, массивный шкаф отгораживал, как выразился бы новомодный дизайнер, зону творческой работы и отдыха от хозяйственно-кухонной зоны.