Читать онлайн «Агент нокке, или на войне как на войне». Страница 7

Это не может быть правдой! Маленький никс до последнего момента надеялся то, что все это лишь зимний кошмар, чей-то глупый розыгрыш. Вот весеннее солнышко ласково его разбудит, и он обнимет сначала братишку, потом мама обнимет их, а потом папа позовет их к столу.

Скажем, по секрету, мама Ника готовить не умела. Единственное блюдо, которое ей удавалось – это шоколадный пудинг. И еще мама умела делать красивые и вкусные бутерброды. Все остальное было настолько ужасно: супы были безвкусными, котлеты были жесткими, как сапожные подметки, их даже неприхотливый Отфрид не решался пробовать. Потому и готовил сам.

А потом Ник расскажет им, какой страшный сон ему приснился. Папа ласково потреплет его волосы и скажет: "присниться же такое!", а мама улыбнется. И все будет так, как раньше.

Но, когда маму унесли куда-то, когда во дворе шумели незнакомые ему мужчины и женщины, обсуждая его маму и его самого, эта надежда разрушилась. Особенно, когда маму назвали "мертвой ведьмой". Мертвой! Это значило, что мама уже никогда-никогда не встанет со своего страшного ложа, никогда больше не обнимет его, не поцелует.

Нет у него больше мамочки. И папы тоже нет. Страшные слова: "Утешься, сиротка!

Пуля попала прямо в сердце!", и веселый смех врагов – не сон, не игра воображения. Значит, и братишку с сестрой он уже не увидит. Это причинило такую боль, что даже не было сил сдержать слезы. И эти слезы не приносили облегчения, а наоборот, только свинцовой тяжестью сдавливали грудь.

Он остался совсем один, с чужими людьми. Бабушка прижимала плачущего ребенка к себе и ласково гладила тяжелые кудри, приговаривая:

– Поплачь, маленький, поплачь. Пусть лучше беда слезами выходит, чем изнутри выжигает. Умерла твоя мама, что теперь поделаешь? Так уж получилось. Головенка твоя бедовая.

Малыш чувствовал, что опять куда-то проваливается. Нику казалось, что он стал маленьким и опять запутался в водорослях. И что он зовет на помощь, но никто не слышит и не видит. Отец, вместо того, чтобы бежать на выручку сыну, повернулся спиной и медленно- медленно, как в страшном сне, печально поплелся прочь. Вдруг папа на мгновение обернулся, лицо его было очень грустным:

– Прощай, малыш! Прости меня, если сможешь! До встречи в садах Мандоса. Теперь тебе придется справляться самому.

Тут ребенок судорожно схватился за папину, как ему показалось, руку. Но вместо папиного лица он увидел совсем незнакомую физиономию, обрамленную густой окладистой бородой и пышными усами.

Ник очнулся в бане, было душно, жарко. Его чем-то натирали, мяли, хлестали веником. Мыло щипало ранки на голове и руках. Болели ноги, и бабушка лечила их горячим воском: лила его в сорок слоев на больное место, не обращая внимания на крики и слезы. Старушке удалось снять сильную боль. С большим трудом старики уложили приемыша спать. Мальчишка боялся заснуть – ему казалось, что пока он спит, произойдет что-то ужасное. Хотя, куда уже хуже! Утром ноги уже не болели, но не хотели ходить. Это для маленького Ника было ударом, и он впал в отчаяние.

Мальчишка попал в дом к двум старикам Семену Малине и его жене Евдокии, прозванной за ее любовь к ворчанию "бабкой – перепилихой" (от слова "пилить").

Их дети и даже внуки давно выросли и покинули родительский дом. Оба старика очень полюбили мальчишку, заброшенного судьбой к ним. И Ник тоже привязался к старикам.

Дед Семен владел языком страны Ника, и вдвоем они подолгу болтали. И часто вместе хулиганили. Например, поливали цветы, не прикасаясь к ковшику, который летал по комнате, и половина воды оказывалась на полу. Или таскали пирожки из кухни: сами сидели в комнате, а пирожки летели к ним по воздуху стройной цепочкой. Бабка-пререпилиха делала вид, что этим очень недовольна, и, больше для порядка, ворчала:

– Вот спелись голубчики! Что один небылицы плетет, что другой. Сходил бы, старый хулиган, лишний раз скотину покормил! Но вскоре и сама присоединялась к ним, показывая штучки, которыми баловалась в молодости.

Мальчик очень быстро учился всему. Уже через два три дня Ник мог попросить воды или спросить, кто пришел. Бабка начала обучать его азбуке. Вскоре алфавит был освоен. Дед Семен вместе с мальчиком читал детские книжки. Это стало спасением – книги расширяли рамки узенького оконца, помогали как-то занять ребенка, отвлечь его хотя бы на время от тяжелых переживаний. Мальчишка очень любил читать.

Особенно ему нравились стихи Некрасова и Есенина.

Прошло несколько недель. Бабушка сбилась с ног, поднимала записи своей прабабки, обращалась к "божественными" старухам, к фельдшерице Матрене. Мазала мазями, готовила какие-то снадобья. Но ничего не выходило, ребенок не выздоравливал.

Ухаживать за ним было сложно – мальчишка почти ничего не ел, по ночам он страшно кричал, иногда не просыпаясь: "Пустите маму! Ей холодно на улице! Холодно и страшно! Мама!!!".

Пожилой женщине приходилось решать много деликатных проблем, которые возникают у тяжелых больных. Об этих проблемах не принято говорить, но проблемы от этого не исчезают. А сама она по утрам не могла встать с постели, ныли колени, когда менялась погода. У старушки сильно болели руки от холодной воды, а ей приходилось постоянно стирать простыни и белье малыша. Несмотря на все усилия бабушки, мальчик сильно похудел, постоянно тоскливо вздыхал или тихонечко плакал в своем углу – то животик болит, то ножки мерзнут, то поясницу ломит. Мальчишка очень неохотно надевал вязаные носочки – они очень колючие, от них ноги чешутся.

Бабушка ворчала о том, что в избе и так дышать нечем, а ножки все равно мерзнут, даже в колючих носочках.

Маленький нокке плохо переносил лечение, особенно клизмы в исполнении фельдшерицы – ему они казались настоящей пыткой. И еще ребенок узнал, что некоторые невинные на вид предметы могут причинять большие неприятности.

Например, тоненькая резиновая трубочка, свернутая как маленькая змейка.

Кроме того, маленький Ник был ужасно стеснительным. Когда заскорузлые руки пожилой фельдшерицы касались некоторых частей его тела, бедняжка заливался краской от невыносимого стыда. Эти места он даже с мамой стеснялся упоминать в разговоре. Даже с папой с трудом говорил о них, если возникали проблемы. А тут какая-то совершенно чужая тетка так бесцеремонно с ним обходиться. Малыш плакал и жаловался, что у него там все болит и течет кровь, слабо отбивался, пытаясь уползти от неизбежных неприятностей. Бабушка и дедушка крепко держали, уговаривал потерпеть, пока Матрена делала свое дело. Дед Семен заговаривал зубы приемышу, учил какой-то тибетской дыхательной методике. Сам он, конечно, не очень верил монаху. Мальчик, однако, старательно повторял за дедушкой движения и отвлекался. Постепенно он привык к неприятным процедурам, и только тоскливо вздыхал, когда видел медичку с набором "орудий пыток":