Читать онлайн «Диаспора». Страница 2

Когда матка начала читать семя, первый ассемблер определил, что пространство вокруг нее должно быть заполнено по простой схеме данных: одни, замороженные численные волны, через пустоту, как ряды песчаных дюн. Эта песчинка отличается от каждой ее ближайших соседей, далее вверх или вниз по склону же, но каждый гребень еще идентичен всем другим гребням, и каждое углубление идентично любому другому углублению. Память утробы была организована как пространство с тремя измерениями, и числа загруженные в каждой точке представляли из себе четвёртое. Следовательно, эти дюны были четырехмерными.

Вторая волна была добавлена — добавляя искажение к первой, модулированной с медленным устойчивым повышением — разрезая каждый гребень в серию возрастающих бугров. Затем третья, и четвертая, каждая последующая волна, обогащающая образец, усложняла и ломала симметрию: определяя направления, строя градиенты, устанавливая иерархию шкал.

Сороковая волна пропахивалась через абстрактную топографию не носящую уже никакого следа кристаллической закономерности своего начала, с гребнями и порождала такие же спирали как витки на отпечатках пальца. Не каждая точка предоставлялась уникальной но достаточно структур было создано, чтобы образовать каркас для всех, которые придут позже. Так что семя давало инструкции для сотен своих копий, чтобы быть разбросанными на недавно откалиброванный пейзаж.

Во второй итерации, матка прочитала все скопированные семена — и вначале, инструкции которые они выпустили, были везде такими же. Затем, одна инструкция была вызвана в точке где каждое семя было прочитано, чтобы прыгнуть вперед вдоль битовой строки в следующую область, смежную с определенной структурой в окружающих данных: последовательность гребней с определенной формой, отчетливой но не уникальной.

Поскольку каждое семя было вставлено в другое место, каждая локальная версия этого поворотного пункта располагалась иначе, и матка начинала читать инструкции из другой части каждого семени. Сами семена были полностью все еще идентичны, но каждое могло теперь спустить с привязи другой набор ассемблеров в пространство вокруг себя, подготавливая основу другому специализированному региону зародышевого ума.

Техника была древней: распускающиеся цветком неопределённого вида почки ячеек сопровождали самоустановленный образец химических меток, чтобы превращатьс в чашелистики или лепестки, тычинки или пестики; куколка насекомого погружала себя в белковый субстрат, который инициировали, в других дозах, другие каскады деятельности гена, чтобы ваять жизнь, грудную клетку или голову. Цифровая версия Кониши понимала сущность процесса: деля пространство, выделяя его отчетливо затем позволяя, чтобы локальные маркировки модулировали разворачивание всех дальнейших инструкций, переключающих специализированные подпрограммы в положение включено или выключено — подпрограммы которые в свою очередь должны повторять целый цикл в исключительно точном масштабе, постепенно превращая первые структуры грубого заготовки в чудеса филигранной точности.

В восьмой итерации, память утробы содержала копии сотен триллионов ментальных семян; больше не должно было потребоваться. Большинство продолжало нарезать новые детали в окружающий пейзаж, но некоторые оставались в ассемблерах и совместно начали выполнять шрайкеры: короткие циклы инструкций, которые закачивали потоки импульсов в примитивные сети, которые проросли между семенами. Дорожки этих сетей были теми самыми верхними гребнями построенными формирователями, и импульсы были напрвлены на один и два шага выше. Ассеблеры работали в четырех измерениях, так что сами сети были трехмерными. Утроба дышала жизнью в общем согласии, заставляя импульсы состязаться друг с другом вдоль дорожек подобно квадрильонам вагонов, колеблющимся между триллионами соединений десятков тысяч расположенных ярусами монорельсовых железных дорог.

Некоторые шрайкеры посылали стабильные битовые-потоки; другие производили псевдо-произвольные. Импульсы текли через лабиринты конструкции где сети все еще формировались — где почти каждая дорожка все еще была подключена к каждой второй, поскольку никакое решение об окончании пока не было принято. Разбуженные движением, новые формирователи запускали и начинали удалять избыточные соединения, сохраняя только те где достаточное количество импульсов проходило одновременно — выбирая, из всех бессчетных альтернатив, магистрали, которые могли бы действовать синхронно. Также и при безвыходном положение в прогрессе сетей, — но если импульсы проходили достаточно часто, другие формирователи обращали на это внимание, и искусственно расширяли канал. Не имело значения, что потоки первичных данных были бессмысленными; любого типа сигнала был достаточно, чтобы помочь достичь самого низкого уровня оборудования, достаточного для существования.

Во много полисах, новые граждане не выращивались совсем; они собирались непосредственно из общих подсистем. Но метод Кониши предусматривал определенную квази-биологическую устойчивость к ошибкам, определенную сглаженность. Системы выращенные совместно, взаимодействуя уже даже при формировании, решали сами большинство типов потенциального несовпадения, без надобности во внешнем уме-разработчике, приводили в гармонию все готовые компоненты, следя, что бы они не конфликтовали.

Среди всей этой органической пластичности и компромисса, тем не менее, области инфраструктуры могли бы все еще отмечать вехами территорию для нескольких стандартизированных подсистем, идентичных от гражданина к гражданину. Две из них были каналами для поступающих данных — один для восприятия целостной формы, и один для линейного восприятия, две первичные модальности всех граждан Кониши, отдаленные потомки зрения и слуха. Двухсотой итерацией, сами каналы полностью были сформированы, но внутренние структуры на которые они получали свои данные, сети для классификации их и интерпретации, были все еще неразработанными, неподвижными неподготовленными.

Сам полис Кониши был погребен на двести метров под тундрой Сибири, но через волоконную и спутниковую связь входные каналы могли бы получить данные с любого форума в Коалиции Полисов, с орбитального спутника каждой исследований планеты и астероида в солнечной системе, от дронов, бродящих в лесах и океанах Земли, от десяти миллионов типов сегментов или резюме сенсориума. Первой проблемой восприятия было, как выбрать из этого изобилия.

В сиротском зародыше, наполовину сформированный навигатор взял контроль над входными каналами и начал выпускать поток информационных запросов. Первых несколько тысяч запросов слились в монотонный поток ошибок кодирования; они неправильно были сформированы, или ссылались, на несуществующие источники данных. Но каждый зародыш было врожденно пристрастен по отношением к обнаружению библиотек полиса (чтобы это изменилось должны пройти тысячелетия) и навигатор продолжал пытаться пока не попал в правильный адрес, и данные потекли по каналам: целостный образ льва, сопровожденный линейным словом для животного.