Читать онлайн «Конго. Научно-фантастический роман». Страница 65

По мере обследования развалин их безликость все больше и больше смущала Росс. К тому же однообразие древних строений вызывало некоторые неудобства. Определить назначение того или иного сооружения было невозможно, поэтому исследователи стали давать им условные названия. Когда Карен Росс обнаружила в одном из зданий комнату с несколькими нишами кубической формы, она сказала, что не иначе здесь была почта, и все стали называть это здание „почтой“.

Потом им встретилось несколько маленьких комнат с углублениями, в которые можно было вставить деревянные брусья. По мнению Мунро, комнатки походили на тюремные камеры, только они получались уж слишком маленькие.

Росс предположила, что жители Зинджа могли быть низкорослыми вроде пигмеев, а может, камеры сделали специально такими неудобными, чтобы ужесточить наказание. Эллиот подал мысль, что здесь располагался зоопарк, а комнатки на самом деле были клетками для зверей, но тогда почему же клетки не отличались друг от друга размерами? Мунро же возразил: комнатки не могли быть зоопарком, потому что здесь нет места для зрителей, и продолжал настаивать, что это была тюрьма. Комнатки так и стали называть „тюрьмой“.

Рядом находился открытый двор, который назвали „гимнастическим залом“.

Очевидно, это место использовали для спортивных состязаний или тренировок.

Здесь были установлены четыре высоких каменных столба с крошащимися от времени каменными кольцами наверху; судя по всему, они предназначались для какой-то игры вроде баскетбола. В углу „гимнастического зала“ на высоте пяти футов был укреплен горизонтальный брус, похожий на детский турник.

Эллиот решил, что здесь располагалась игровая площадка для детей, но Росс повторила, что это лишнее подтверждение ее мнения, что жители Зинджа отличались очень маленьким ростом, а Мунро предположил, не был ли этот двор местом подготовки воинов.

По мере продолжения поисков исследователи все яснее понимали, что все эти гипотезы имеют значительно большее отношение к роду занятий их авторов, чем говорят о действительных целях строителей древнего Зинджа.

Город был настолько однообразен, настолько неинформативен, что стал для них чем-то вроде теста Роршаха. Росс же и ее товарищам о строителях Зинджа и об их жизненном укладе требовалась только самая объективная информация.

Почти для всех зданий была характерна одна и та же деталь, хотя при осмотре на нее обратили внимание далеко не сразу. Часто одна из стен с внутренней стороны была черно-зеленой от наросшей плесени. Мунро заметил, что обилие плесени не связано ни с направлением падавшего из окон света, ни с особенностями циркуляции воздуха, ни с каким угодно другим разумным фактором. Иногда плесень интенсивно росла на верхней части стены до определенного уровня, а потом исчезала, будто кто-то, проведя горизонтальную черту, соскоблил ее ниже этой черты ножом.

— Чертовски странная штука, — пробормотал Мунро, рассматривая плесень и трогая ее пальцем.

На пальце остались следы голубой краски. Так путешественники открыли замысловатые барельефы, когда-то раскрашенные в разные цвета. Барельефы оказались едва ли не в каждом доме, но за сотни лет плесень, которая особенно активно росла на неровной иссеченной поверхности, разрушила известняк, так что понять смысл, вложенный древними художниками в изображения, было невозможно.

За ленчем Мунро вскользь заметил, что они напрасно не прихватили с собой пару искусствоведов. Те быстро восстановили бы барельефы.

— Со своими специальными лампами и всякими там приборами они моментально увидели бы, что здесь изображено, — сказал Мунро.

В новейших методах изучения древних произведений искусства, разработанных Дегусто и другими специалистами, использовались приемы интенсификации изображений и инфракрасное излучение. Такими приборами располагала и экспедиция СТИЗР, и в принципе ничто не мешало опробовать их в деле. Во всяком случае, стоило попытаться. После ленча все вернулись в развалины города, прихватив с собой видеокамеру, источник инфракрасного излучения и миниатюрный дисплей с экранчиком.

Провозившись около часа, они заставили, наконец, систему заработать.

Стену с барельефами освещали инфракрасным светом, отраженный свет записывали на видеокамеру, информацию передавали через спутник в Хьюстон, анализировали там с помощью специальных программ и, наконец, снова передавали результаты дешифровки в Конго на миниатюрный дисплей.

Рассматривая восстановленные изображения на крохотном экранчике, Питер Эллиот не мог отделаться от мысли, что он видит их как бы через прибор ночного видения. Если просто смотреть на стену, то не увидишь ничего, кроме темной плесени, мха и изъеденного временем камня, а теперь перед ним появлялись удивительные картины в красках, казавшиеся даже более живыми, чем были в момент создания. Позднее Эллиот говорил, что это было „…нечто потрясающее. Мы находились в глубине джунглей, но могли видеть то, что было у нас перед глазами, только с помощью приборов. Мы ориентировались по приборам в темноте, смотрели на экраны среди дня. Мы использовали приборы, чтобы увидеть то, чего нельзя было рассмотреть невооруженным глазом.

Короче говоря, мы находились в рабской зависимости от приборов“.

Кроме того, Эллиоту казалось странным, что информации, записанной видеокамерой, приходилось проделывать больше двадцати тысяч миль лишь для того, чтобы возвратиться на экранчик дисплея, располагавшийся в нескольких футах от видеокамеры. По словам ученого, это был „самый длинный в мире спинной мозг“. Кстати, этот сверхдлинный мозг производил довольно необычный эффект. Такое большое расстояние даже свет преодолевал не мгновенно, а примерно за десятую долю секунды; к тому же какое-то время требовалось и хьюстонскому компьютеру на обработку данных, поэтому изображение запаздывало приблизительно на полсекунды. Впрочем, это небольшое запаздывание было почти незаметно. Восстановленные изображения впервые позволили современному человеку представить себе не только древний город в период его расцвета, но и жителей этого города.

Обитатели Зинджа были довольно высокими негроидами с круглыми головами и хорошо развитой мускулатурой. Внешне они напоминали чернокожих представителей тех племен, что говорили на банту и спустились с высоких северных саванн в долину Конго около двух тысяч лет назад. Судя по изображениям, жители потерянного города были подвижными, энергичными людьми. Несмотря на жаркий климат, они предпочитали богато украшенные, пестрые и длинные одежды. Их позы и жесты были очень выразительны. Сцены, изображенные на барельефах, резко контрастировали с немыми, безликими развалинами — всем, что осталось от великой древней цивилизации.