Читать онлайн «На краю тени». Страница 58

Мамочка К. дала волю фантазии. Вельможа женится на ней, оградит от всех ужасов, которые она так отчаянно хотела оставить позади.

В ночь первого поцелуя знатный дворянин отнесся к ней словно к самой любимой проститутке, которую когда-либо снимал.

Брэнт прослышал, вызвал его на дуэль и убил. Гвинвера бежала. На следующий день Брэнт узнал всю правду. Он добровольцем ушел на войну и попытался с честью погибнуть, сражаясь на кьюрской границе.

Однако Брэнт Агон оказался слишком живуч. Несмотря на презрение Агона к политиканству и лизоблюдству, за боевые заслуги его неоднократно повышали в звании. Он женился на простой девушке из семьи торговца. По общему мнению, их брак был счастливым.

— Сколько времени займет подготовка? — спросила она.

Мамочка К. надеялась, что безрассудная страсть Брэнта умерла. Она поможет ему слукавить. В конце концов, в этом ей нет равных.

— Гвин.

Она повернулась и посмотрела ему в глаза. Маска на месте, взгляд холодный.

— Да?

Он выдохнул полной грудью.

— Я любил тебя годами, Гвин, даже после…

— Моего предательства?

— Твоего опрометчивого шага. Сколько тебе тогда было? Шестнадцать, семнадцать? Ты прежде всего обманула себя и, думаю, страдала больше моего.

Она фыркнула.

— Несмотря на это, — продолжал Агон, — зла я на тебя не держу. Ты прекрасная женщина, Гвин. Даже прекраснее моей Лизы. Так восхитительна, что я чувствую: когда бежишь трусцой, мне надо лететь что есть духу, чтобы не отставать. С Лизой совсем по-другому. Ты мне… глубоко небезразлична.

— Тем не менее.

— Да. Тем не менее, — сказал он, — я люблю Лизу, и она меня — тоже, через тысячи испытаний. Она заслужила все, что я могу дать. Есть у тебя нежные чувства ко мне или нет, я сохраню надежду, что моя Лиза жива, буду просить — нет, умолять! — чтобы ты помогла мне остаться ей верным.

— Ты выбрал нелегкий путь, — заметила она.

— Не путь, а сражение. Жизнь иногда — поле боя. Мы должны делать то, что знаем, а не то, что хотим.

Гвинвера вздохнула, но на душе стало легче. Попытка избежать внимания Брэнта свободно могла превратиться в стремление избежать самого Брэнта, а ведь сейчас им надо работать бок о бок. Неужели оставаться честной так легко? Могла ли она сказать просто: «Дарзо, я люблю тебя, но боюсь, что погубишь»? Брэнт только что показал, в чем его уязвимость, признался, что неравнодушен к ней, однако выглядел при этом не слабее, а сильнее. Как такое может быть? Неужели в правде столько силы?

И тогда она поклялась сердцем, что не будет искушать этого человека ради своего тщеславия. Ни голосом, ни случайными прикосновениями, ни платьем. Пора сложить все оружие в арсенал. От такой решимости Мамочка К. почувствовала себя странно-хорошо.

— Спасибо, — сказала она и приветливо улыбнулась. — Когда они будут готовы?

— Через три дня, — ответил Брэнт.

— Тогда заставим ночь побагроветь!

Солон бросил на землю два кожаных мешка, каждый весом по пятьсот монет, и подхватил ясновидящего, когда тот пошатнулся. Вначале он даже не понял, что сказал Дориан.

— О чем ты толкуешь?

Дориан отпихнул руку Солона. Накинул плащ, пристегнул пояс для меча и взял две пары наручников.

— Сюда, — сказал он, выхватывая у Солона один из мешков и направляясь к открытой дороге, ведущей от стены.

За стеной простиралась голая каменистая земля. Ярдов на полтораста ее расчистили от деревьев. Дорога, широкая даже для шеренги в двадцать человек, тем не менее была изрыта ямами и разбита множеством ног и фургонов. Грязь вперемешку с твердыми камнями.

— Хали идет, — сказал Дориан прежде, чем Солон вновь спросил, что случилось. — Я отказался от дара пророчества на случай, если она возьмет меня в плен.

Солон онемел.

Дориан остановился под черным дубом, который рос на скалистом выступе, нависавшем над дорогой.

— Она здесь. До нее не более полулиги. — Дориан, не отрываясь, смотрел на дерево. — Должно хватить. Только убедись, что ступаешь по камням. Если заметят следы, меня найдут.

Солон не шелохнулся. Дориан в конце концов сошел-таки с ума. Раньше все было ясно: он просто впадал в ступор. Однако сейчас, казалось, действовал очень разумно.

— Хватит, Дориан, — сказал Солон. — Пойдем обратно к стене. Утром переговорим.

— Утром стены уже не будет. Хали нанесет удар в час ведьм. У тебя в запасе пять часов, чтобы вывести людей из крепости. — Дориан вскарабкался на выступ. — Кидай мне мешки.

— Хали, Дориан? Она же миф. Хочешь сказать, что богиня отсюда в половине лиги?

— Не богиня. Возможно, один из мятежных ангелов, которого изгнали из рая и позволили вечно ходить по земле.

— Ну да, конечно. Полагаю, она прихватила с собой дракона? Мы могли бы обсудить…

— Драконы сторонятся ангелов, — сказал Дориан с печатью разочарования на лице. — Ты собираешься меня покинуть? Сейчас, когда нужна твоя помощь? Разве я тебе когда-либо лгал? Ты думал, что Кьюрох — тоже миф, пока мы его не нашли. Ты мне нужен. Когда Хали пройдет сквозь стену, случится ужасное. Одно ее присутствие несет все худшее. Худшие страхи, воспоминания и грехи. Верх во мне возьмет надменность: я могу сделать попытку бороться с Хали и проиграю. Или меня охватит жажда власти, и я к ней присоединюсь. Она меня видит насквозь — и сломает.

Солон не выдержал взгляда пророка.

— Что, если ты не прав? Что, если это просто безумие, о котором ты так долго предупреждал?

— Если на рассвете стена выстоит, узнаешь.

Солон закинул мешки Дориану наверх, затем осторожно поднялся сам, не оставляя на земле ни единого отпечатка.

— Что ты делаешь? — удивился он, когда пророк с улыбкой высыпал золото на землю.

Дориан потянул за наручники, и железные цепи, их соединявшие, разорвались, точно бумажные. Он бросил наручник в горку монет, и тот булькнул туда, словно в жидкость. За ним последовали остальные три, и куча монет с каждым разом таяла. Дориан сунул руку в монеты, достал наручники, теперь покрытые золотом, и надел себе на запястья. Он растянул железки второй пары и защелкнул наручники вокруг бедер, прямо над коленями.

Это было поразительно. Дориан всегда говорил, что владение виром принижает его талант, и вот вам, пожалуйста. Искусно и непринужденно плавит золото и железо.

В следующую минуту Дориан изваял последние монеты в четыре узких пика и нечто похожее на чашу. Он сделал перерыв и сосредоточился. Солон ощущал дыхание чар, пролетавших мимо и тонувших в металле. Спустя две минуты Дориан остановился и что-то зашептал черному дубу.