Читать онлайн «Двадцать тысяч лье под водой (пер. Вовчок)». Страница 23

— Отменная сигара! — сказал я капитану Немо. — Но ведь это не табак?

— Нет, не табак, — отвечал капитан Немо. — То есть я хочу сказать, этот табак не из Гаваны и не из Турции. Это род редкой водоросли, которая содержит в себе много никотина.

Что ж, вы и теперь хотите гаванскую сигару, профессор?

— Капитан, с этого дня я их презираю!

— Пожалуйста, курите спокойно, господин Аронакс, не выясняя происхождение этих сигар. Никакая таможня не брала за них налог, но, я полагаю, они от этого не хуже?

— Напротив, лучше!

В эту минуту капитан Немо открыл дверь, противоположную той, в которую мы вошли. Мы очутились в большом, великолепно освещенном салоне.

Это был прямоугольный зал длиной десять, шириной шесть и высотой пять метров. И здесь свет падал сверху, а потолок был разрисован легкими арабесками, что смягчало яркое освещение. Это был настоящий музей, и видно было, что устраивал его человек, у которого не было недостатка ни в художественном вкусе, ни в деньгах.

Десятка три картин великих мастеров, обрамленных в одинаковые рамы, висели на стенах, обтянутых великолепными обоями со строгим рисунком. Здесь были бесценные произведения живописи, которыми я восхищался в частных картинных галереях Европы и на художественных выставках.

Образчиками различных школ старинных мастеров тут были такие сокровища, как «Мадонна» Рафаэля, «Дева» Леонардо да Винчи, «Нимфа» Корреджо, «Женщина» Тициана, «Поклонение волхвов» Паоло Веронезе, «Успение» Мурильо, «Портрет» Гольбейна, «Монах» Веласкеса, «Мученик» Рибейры, «Ярмарка» Рубенса, два фламандских пейзажа Тенирса, три жанровых картины Жерара Доу, Метсю, Паулюса Поттера, картины Жерико и Прюдона, несколько морских пейзажей Бакхёйзена и Верне. Новейшую живопись представляли картины Делакруа, Энгра, Декана, Труайона, Мессонье, Добиньи. Прекраснейшие мраморные и бронзовые копии лучших античных скульптур на высоких пьедесталах стояли в углах салона.

Предсказание капитана Немо начинало сбываться: я был буквально ошеломлен увиденным.

— Господин профессор, — сказал мне капитан Немо, — я надеюсь, вы извините, что я вас принимаю без церемоний, извините за беспорядок в гостиной.

— Капитан, — ответил я, — не хочу допытываться, кто вы такой, но я угадываю в вас художника.

— Любителя, не более. Когда-то я имел большое пристрастие ко всевозможным коллекциям. Я жадно собирал все прекрасные творения рук человеческих. Я был страстным коллекционером, и мне удалось приобрести несколько очень редких и ценных вещей. Земля для меня теперь не существует, и прежние коллекции остались как воспоминание. И современные художники, и древние — все смешались у меня. По-моему, великие произведения возраста не имеют.

— А композиторы? — спросил я, указывая на партитуры Вебера, Россини, Моцарта, Бетховена, Гайдна, Мейербера, Герольда, Вагнера, Обера, Гуно и множества других, разбро санные на большом рояле, который стоял в углублении салона.

— Для меня они современники Орфея, — отвечал капитан Немо. — Повторяю вам, хронологические различия исчезают в памяти умерших, — а я умер для мира, так же надежно и хорошо умер, как ваши усопшие друзья, которые покоятся в шести футах под землей!

Капитан Немо умолк и глубоко задумался, казалось, совершенно забыв об окружающем. Я смотрел на него с живейшим волнением и участием, изучая его удивительное лицо! Трудно было оторвать от него глаза!

Капитан Немо облокотился на мозаичный столик редкой работы и не замечал меня. Я не прерывал течение его мыслей и продолжал осматривать сокровища, украшавшие этот великолепный зал.

Кроме произведений искусства здесь было собрание творений природы: растения, раковины и другие дары океанской флоры и фауны. Вероятно, они были собраны самим капитаном Немо.

Посредине салона был фонтан, спадавший в громадную раковину тридакны. Подсвеченный электрическим светом, он сверкал, как алмазный сноп.

Края этой ребристой раковины были очень изящно выгнуты красивыми зубчиками. Окружность ее была метров шесть, значит, она превосходила размером прекрасные тридакны, подаренные Венецианской Республикой Франциску I, из которых теперь устроены в Париже, в церкви св. Сульпиция, две гигантские кропильницы.

Вокруг фонтана, в изящных стеклянных витринах, оправленных в медь, были разложены снабженные этикетками редкие экспонаты океана. Можете себе представить мое восхищение!

Отдел зоофитов представлял очень любопытные образцы двух групп — полипов и иглокожих.

В первой группе были расположены в виде веера органчики, горгонии, сирийские губки, молуккские изиды, морские перья, прелестная лофогелия из Норвежского моря, различные зонтичные, альциониевые, несколько шестилучевых мадрепоровых кораллов, которые мой учитель Мильн-Эдвардс так остроумно классифицировал на подотряды.

Среди них были очаровательные веерные кораллы, глазчатые кораллы с острова Бурбон, антильские колючие мадрепоры — одним словом, всевозможные виды любопытных кораллов, образующих целые острова.

Среди иглокожих, примечательных своим колючим панцирем, я любовался морскими звездами астериас, морскими лилиями, морскими ежами, голотуриями. Коллекция была удивительная!

Страстный конхилиолог задохнулся бы от удовольствия перед другими стеклянными витринами, где были представлены образцы моллюсков.

Коллекция моллюсков была просто неоценима. Ее подробное описание заняло бы слишком много времени. Я назову только некоторые экспонаты: изящная королевская синевакула из Индийского океана, испещренная белыми пятнышками, очень ярко выступающими на красно-коричневом фоне; императорский спондил, который отличается яркими красками и весь усеян колючками, — редкий экземпляр в европейских музеях, он один стоит по меньшей мере двадцать тысяч франков; обыкновенная синевакула, попадающаяся в австралийских водах, добывать ее очень трудно; сенегальские бюккарды — экзотические хрупкие белые раковинки, на которые, кажется, только дунь — и они разлетятся, как мыльные пузыри; разновидности морских щипцов с острова Ява — у них раковины в виде известковых трубочек, как бы обернутых листовидными складочками, очень ценимые любителями; все виды брюхоногих трохусов — желто-зеленые из американских морей, коричневато-красные из вод Австралии; черепицеобразные раковины из Мексиканского залива; стеллериды, или морские звезды, из южных морей; и, наконец, чрезвычайно редкий экземпляр великолепнейшего новозеландского шпорника.

Тут были и прелестнейшие теллины, удивительные ците ры и венусы, решетчатые кадраны, отливающие перламутром, попадающиеся у берегов Транкебара, башенки крапчатые, зеленые ракушки из китайских морей, конус (почти не известный), все разновидности ципрей, фарфоровых улиток, которые служат монетой в Индии и Африке. Я увидел самую драгоценную раковину Восточной Индии — «Слава морей». Здесь были также представлены яйцевидки, стромбусы, мурексы, птероцеры, конусы, битинии, хитоны, дельфинки, янтины, свитки, оливы, митры, шлемы, пурпурницы, трубачи, арфы, тритоны, цериты, веретеновидки, блюдечки, гиалеи, клеодоры — словом, все прелестные и хрупкие раковины моллюсков, какие только нам известны.