Она поняла это сразу и, закусив губу, метнулась в сторону, под редеющую сень деревьев. Кто-то окликнул, кто-то заулюлюкал, один догадался: «Побежала, ведьма, полюбовника своего упреждать, чтоб домой не шел, в буреломе затаился!». Сказал так — и все поверили, что ведьмари боятся огня и тоже смертны.
И грянул гром.
Подбадривая и распаляя себя грозными криками, толпа шумно покатила к избушке ведьмаря.
В ушах звенело от бега. Мелькали стволы деревьев, ослепительно-черные на фоне своего цветастого наряда. Ноги постепенно наливались свинцом, все неохотнее отрываясь от земли.
«Что они с ним сделают? И что он сделает с ними?»
Она споткнулась, упала на колени и тут же вскочила, затравленно оглянулась по сторонам, жадно хватая ртом горький осенний воздух, не зная, куда бежать, где искать, и даже — кого звать, ведь она, дуреха, так и не озаботилась выпытать его имя.
И услышала, как сурово шелестит лес, отпуская на покой отслужившую свое листву.
Она подобрала мешающий подол и снова побежала, уже точно зная дорогу, как знают ее кошки, умеющие вернуться домой, даже когда их насильно увозят за сотни верст.
Кошка сидела на подоконнике, изредка шевеля кончиком хвоста, и ждала, глядя в слюдяное окошко. Ждала, впервые — не его. Она навсегда попрощалась с ним еще утром, точно зная, что вечером свидеться не доведется.
Кошка чутко шевельнула ушами. Она любила смотреть и слушать, как падают листья — особенно теперь, когда осень года смешалась с осенью жизни. Она ни о чем не жалела, а уж тем более — о своем добровольном выборе в ту далекую-далекую осень, когда вот так же кружились над землей листья, лоскутным одеялом укрывая корни от зимних морозов. В конце концов, листья опадают каждый год, но дерево остается, а это главное.
Когда дружное шарканье обутых в лапти ног перебило шуршание ветра в кронах, она неслышно перебралась на край стола, дождалась, пока галдящие люди окружат избу, и спрыгнула вниз, по пути неуклюже задев горшок. Посудина, не разбившись, упала и с глухим рокотом покатилась по полу, напоследок цокнувшись о кочергу. Та упала, добавив шуму.
Кошка вспрыгнула на любимую полку, растянулась во весь рост. Прикрыла глаза и замурлыкала сама себе, перебирая лапками, как котенок.
За него она больше не тревожилась.
Листья опадают каждый год.
И ежегодно — распускаются.
— Там он… там, волкодлак! — Ликующе прошептал-прошипел Алесин жених после томительного пятиминутного прислушивания под дверью. — Слышно, как по горенке ходит… А ну-тка, дайте палочку какую — щеколду заклинить, чтоб не выскочил.
Ему услужливо подсунули обрезок дощечки. Быстро управившись, жених отступил от двери, примерился и, размахнувшись, первым кинул пылающий факел на соломенную крышу избушки.
Она наткнулась на него, спящего, неожиданно для них обоих.
— Ну, что тебе еще от меня надо? — Хрипло спросил он, садясь и протирая заспанные глаза.
— Там… тебя… жечь пошли! — Выдохнула она, сгибаясь в вынужденном поклоне — не ему, колотью в пояснице.
Только листья прыснули в стороны. Алеся так и не поняла, человек или волк подорвался с места, подхлестнутый недоброй вестью.
«Кошка» — запоздало вспомнила она. — «И далась ему эта кошка! Другой так о жене не печется…»
Она не успела опомниться, а ноги уже понесли ее за исчезнувшим в чаще ведьмарем, в тщетной попытке догнать, остановить, спасти.
Да куда ей догнать волка, опередить ворона! Алеся бежала все медленнее и медленнее, каждый вдох больно отдавался в боках, воздух уже не насыщал легкие — сжигал.
Но вот расступились деревья, мелькнула в просвете объятая пламенем избушка. И ведьмарь, перед которым разбегались, как бесчинствующие в погребе мыши, отрезвленные его появлением люди.
Он, не останавливаясь, выбил ногой дверь, и не обращая внимания на пыхнувшее в лицо пламя, кинулся внутрь, хотя и ему, и Алесе с первого взгляда было ясно, что старая кошка давно задохнулась в дыму.
— Стой! Стой… глупенький! — Отчаянно крикнула девушка, но тут пламя взревело пуще прежнего, обрушив половину крыши и с удвоенной яростью затанцевав на обнажившихся стропилах.
— Теперь, небось, не выскочит. — Удовлетворенно констатировал кто-то из толпы. Некоторые женщины отвернулись, другие с жадным любопытством наблюдали за огненными языками, выдавившими оконную слюду и жадно лизавшими резные наличники.
Ее тоже заметили.
— Что, дура, не уберегла суженого-ряженого? — Презрительно крикнул «жених», и захлебывающаяся сухими спазмами, выбившаяся из сил девушка как-то отстраненно удивилась, насколько жестокими и мстительными могут быть люди. А впрочем, ей, как ни странно, было все равно. Словно и не про нее сказал. Не про них.
Стоит ли тогда оставаться человеком?
То ли послышалось, то ли всплыло в Алесиной памяти требовательное, призывное мурлыканье.
— Нет. — Неожиданно твердо и четко выговорила она и, обратив лицо к позолоченному закатом небу, протяжным, кликушеским криком, больше напоминавшим волчий вой, заголосила на одной ноте: — Н-е-е-е-е-е-ет!
Ее услышали не только столпившиеся на поляне люди. Солнце согласно нырнуло в невесть откуда наплывшую тучу, окрасив черные недра зловещим багрянцем, и оттуда, без громового предупреждения, разом хлынул проливной дождь, холодный и частый.
Корчившаяся в огне избушка зашипела и угасла, изойдя серым паром. Алеся замолчала, продолжая невидяще смотреть в пустоту перед собой, пошатываясь на месте. Дождь поредел, но тучи не спешили рассеиваться, так и нависали над лесом темной клубящейся пеленой.
Изрядно струхнувшие, но не побежавшие селяне сначала шепотом, а там и в полный голос стали упоминать, что, пожалуй, надо проверить, удалось ли им покончить с проклятым выродком, и наиболее ретивые уже подкрадывались к избушке, держа дреколье наизготовку. Они боязливо обминали стоящую столбом Алесю, делали отвращающие знаки, то и дело касаясь оберегов в поясных кошелях. Ее бывший жених первым достиг заветной двери и легонько толкнул ее ручкой вил.
И тогда, как по неслышному кличу, из леса побежало и полетело на поляну всяческое зверье.
Тучи воронья, сорочья, прочих мелких и крупных птах с пронзительными криками закружили над разбегавшимися в разные стороны людьми. Не клевали, не били — гнали прочь, хлопая крыльями над головами, только что не садясь на макушки. В лесу их перехватили волки. Ясноглазая волчица прыгнула на спину пыхтящему впереди Алесиному жениху, повалила и соскочила, давая подняться и бежать дальше. Так и гнала через весь лес, то ли забавляясь, то ли брезгуя вонзить зубы.