Читать онлайн «Сципион Африканский. Победитель Ганнибала». Страница 34

Мы видим поэтому, что он приказывает своим гастатам сомкнуться и образовать сплоченный центр без интервалов. Затем он выдвигает по краям сомкнутый строй принципов и триариев и охватывает фланги противника. Его боевой порядок справа налево представляет собой теперь непрерывную линию: половина триариев, половина принципов, гастаты, вторая половина принципов и вторая половина триариев. Он еще раз охватывает вражеский фронт. Для британских читателей новый строй Сципиона, рожденный вспышкой гения в разгар рокового столкновения, представляет особый интерес. Ибо здесь родилась «линия», которую обессмертили война в Испании и Ватерлоо, здесь Сципион на две тысячи лет предвосхитил Веллингтона, открыв ту истину, что длинный и разреженный фронт есть построение, которое позволяет развить наибольшую огневую мощь, что закон экономии сил осуществляется путем ввода в игру огня – идет ли речь о пулях или дротиках – в наибольшей возможной мере.

Задачей пехоты Сципиона в финальной фазе было сковать силы Ганнибала, подставив их под решающий удар конницы. Для этой задачи сила и ширина натиска были важнее всего. Сципион перестраивал войска обдуманно и неторопливо – чем дольше мог он оттянуть финальную схватку, тем больше времени он выигрывал для возвращения своей кавалерии. Лелий и Масинисса вряд ли ушли в преследовании слишком далеко, забыв о давлении на римскую пехоту и о плане Сципиона. Полибий говорит, что, когда пехотинцы столкнулись, «исход долго оставался сомнительным, люди падали там, где сражались, пока Масинисса и Лелий не прибыли по велению судьбы в нужный момент». Удар конницы в тыл врага решил исход боя, и, хотя большинство воинов Ганнибала с мрачной решимостью сражались до конца, они были перебиты в рядах. Из тех, кто обратился в бегство, лишь немногим удалось бежать, и первые беглецы ушли не далеко, ибо конница Сципиона затопила всю широкую равнину, на которой негде было укрыться от преследования.

Полибий и Ливии согласны в оценке потерь карфагенян и их союзников в 20 тыс. убитых и почти в 20 тыс. пленных. С другой стороны, как говорит Полибий, «пало более тысячи пятисот римлян», а Ливии – что «победители потеряли не менее двух тысяч убитыми». Расхождение объясняется словом «римляне», ибо Ливии явно включает в оценку потерь союзные войска. Историки обычно считают эти цифры заниженными, говоря, что в древних битвах всегда преуменьшались потери победителя. Ардан дю Пик, глубокий и искушенный мыслитель, показал ошибку таких историков. Даже в сегодняшних сражениях побежденная сторона несет самые тяжелые потери после того, как исход решен, ибо начинается истребление беспомощных дезорганизованных людей. Насколько же больше должна была быть эта диспропорция, когда еще не существовало винтовок и пулеметов, берущих начальную дань с победителей? Пока строй оставался нерушимым, потери были относительно невелики, но стоило ему рассеяться, начиналась бойня.

«Ганнибал, ускользнув в суматохе с несколькими всадниками, примчался в Хадрумет, не покинув поля боя, пока не исчерпал все средства, перед битвой и во время нее. По словам Сципиона, он управлял войсками в тот день с редким мастерством» (Ливии). Полибий также не скупится на похвалы: «Ибо, во-первых, путем переговоров со Сципионом он попытался сам, в одиночку разрешить спор, показав в нем, что, помня о своих прежних успехах, он не доверял фортуне и полностью сознавал роль, что неожиданность играет на войне. Далее, когда он предложил битву, он так все устроил, что ни один командир не построил бы лучше свои войска для битвы с римлянами, чем Ганнибал в этом случае. Римский боевой строй очень трудно прорвать, ибо он без перестройки позволяет каждому солдату отдельно и вместе с товарищами повернуть фронт в любом направлении: манипулы, ближайшие к опасному месту, поворачиваются к нему одним движением. Оружие также дает солдатам защиту и уверенность в себе, благодаря размерам щита и прочности меча, выдерживающего повторные удары… Ганнибал принял против этого все меры, какие были в его власти, и вполне мог рассчитывать на победу. Он поспешно собрал множество слонов и выстроил их перед фронтом в день битвы, чтобы повергнуть врага в панику и взломать его ряды. Он поставил наемников впереди, выстроив позади них карфагенян, чтобы утомить римлян перед решающей схваткой и притупить их мечи… а также принудить карфагенян, зажатых спереди и сзади, держаться стойко и драться, говоря словами Гомера, так, чтобы даже трусливый был вынужден биться».

«Самые сильные и стойкие свои войска он держал позади, на необычном расстоянии, чтобы, наблюдая и предвосхищая издалека ход битвы, они могли со свежими силами и бодрые духом повлиять на ее исход в нужный момент. Если он, который еще ни разу не терпел поражений, приняв все возможные меры, чтобы обеспечить победу, все же не добился ее, мы должны простить его. Ибо бывают моменты, когда Фортуна противодействует планам доблестных мужей, и иногда, как говорит пословица, «храбрый человек встречает другого, еще храбрее», как это и случилось с Ганнибалом».

Используя эту пословицу в смысле, в котором явно употребил ее Полибий, мы выносим наш краткий вердикт по поводу этой битвы: мастер войны встретил лучшего мастера. Ганнибалу противостоял не Фламиний и не Варрон. Не прежний римский военачальник, консервативный и неискушенный в «высоких тонкостях военного искусства», подобный тем, что первыми встретили Ганнибала в Италии, глухие ученики на его поучительных уроках подставляли ему услужливо цели для решающего удара. При Заме он встретил полководца, который видел, что превосходство в коннице – козырная карта битвы; гениального дипломата, который давно обратил Ганнибалов источник вербовки конных воинов на пользу себе; мастера стратегии, который выманил врага на поле битвы, где его новые силы могли полностью развернуться и компенсировать численную слабость других родов войск.

Едва ли какой-либо командир так блестяще иллюстрировал смысл избитой фразы «захватить и сохранить инициативу». Со дня, когда Сципион отбросил мнение Фабия, этот памятник ортодоксии, и, вместо «главных вооруженных сил противника»[4], избрал целью Карфаген, он заставлял врага плясать под свою дудку. Мастер в умственной сфере, он добился морального распада в стане противника, вымостив себе путь к конечной цели – его низвержению – и в материальной сфере.

Результат этот менее замечателен, чем способ его достижения. Сципион почти уникален в том, что как тактик он был таким же совершенным художником, как в стратегии. О немногих военных вождях можно сказать, что их тактическое мастерство равнялось стратегическому, и наоборот. Иллюстрацией является Наполеон. Но в этой битве Сципион достиг того равновесия и сплава умственных, моральных и физических сил, которые выделяют его на страницах истории. На поле битвы при Заме Сципион не только показал способность нейтрализовать каждый замысел Ганнибала, но и обратил собственное оружие последнего против него самого, поразив его насмерть. Перелистаем страницы истории – и мы не найдем другой решающей битвы, где два великих полководца сделали все, что умели и могли. Арбела, Канны, Фарсал, Брейтенфельд, Бленгейм, Лейтен, Аустерлиц, Йена, Ватерлоо, Седан – все они испорчены неумением или невежеством с одной или другой стороны.