Читать онлайн «Тридцать лет на Cтарой площади». Страница 135

Имел для нас Ближний Восток и определенное экономическое значение. Именно в 70?е годы арабские государства стали главными экономическими партнерами Советского Союза в «третьем мире» и важным рынком для нашего промышленного экспорта: в 1970–1990 годах на них приходилось до трети товарооборота с этим миром.

Наконец, свою роль сыграла и особая специфическая чувствительность Москвы к событиям в ближневосточном регионе, некая дань политическому романтизму: ведь именно здесь СССР начал выход в «третий мир».

Общие недостатки «третьемирской» советской политики проявлялись и на Ближнем Востоке (а кое в чем и особенно здесь). И здесь мы переоценили созидательный потенциал националистов, вставших у государственного руля, свою способность оказать на них политическое и идеологическое воздействие. И здесь были ослеплены гулявшим среди них социалистическим поветрием, часто не понимая его характер. Пономарев мог, например, в речи на комбинате в Махалла Эль?Кубра в Египте произнести такие фразы: «Ленин – наш общий вождь. Работы Ленина – энциклопедия строительства новой жизни. Мы открываем вам чашу нашего опыта». А выступая на судоверфи в Александрии, воскликнуть: «Эта ваша верфь особая – это будет первая социалистическая верфь на Средиземном море».

Справедливости ради надо признать: ошибиться было нетрудно, поветрие было очень сильным. Казалось, Советский Союз идет от победы к победе, а арабы близки к тому, чтобы сплотиться в единое государство. Когда вспоминаешь обстановку тех лет в Египте, других арабских странах, поражаешься, как изменилось время: столь сильными были тогда антизападные, антиимпериалистические чувства и приязнь к нам. Характерный факт. Изданная в то время в Каире 16?тысячным тиражом ленинская работа «Государство и революция» разошлась в три дня. Левыми идеями в Египте была увлечена не только часть интеллигенции, но в известной мере и руководство страны. Правда, то была эклектичная смесь различных левых взглядов с достаточно туманными представлениями о социализме и решительным отрицанием классовой борьбы. Мы же настойчиво вели разговоры о марксизме?ленинизме, хотя и оговаривались, будто «не навязываем своего опыта».

Но на общие недостатки нашей политики в развивающихся странах накладывались и региональные слабости и ошибки.

Во?первых, это неспособность эффективно содействовать реализации целей арабских государств в конфликте с Израилем, внутренняя слабость и военная неэффективность наших арабских союзников.

Во?вторых , изоляция от Израиля – одного из основных игроков на ближневосточной сцене, что обеспечивало Соединенным Штатам монополию на связь с Тель?Авивом, а нас лишало возможности распространить советское влияние на все пространство конфликта.

Изменить эту ситуацию было трудно. Не только из?за предубежденности к Израилю или позиции арабов, но и вследствие самой логики холодной войны, в которой Тель?Авив тесно союзничал с Вашингтоном. Между тем в израильском правительстве были люди, которых тяготила слишком большая зависимость от него, которые предпочли бы иметь контакты с СССР, чтобы обрести свободу маневра.

В?третьих, в нашей политике был некоторый, я бы сказал, естественный, проарабский крен, который порождался не только уже названными обстоятельствами, но и тем, что арабы являлись обиженной, пострадавшей стороной, чьи земли находились под оккупацией.

В?четвертых, СССР сотрудничал лишь с частью арабского мира. Нефтедобывающие государства Залива оставались вне нашего воздействия, и в годы холодной войны ничего изменить было невозможно. Эти государства, опасавшиеся «коммунистического проникновения», находились под плотной опекой Соединенных Штатов и были связаны с Западом теснейшими узами, став фактически частью его финансово?экономической и энергетической систем. Именно на этой финансово?нефтяной основе действовал и действует парадоксальный альянс средневековых абсолютных монархий с американской демократией. Так что путь в Эр?Риад – саудовскую столицу – лежал через Вашингтон, а наша политика была как бы привязана к расколу в арабском мире.

В?пятых , необходимость считаться с нередко радикальными позициями своих арабских друзей, хотя следует оговориться, что это никогда не сказывалось на принципиальных подходах советской политики.

Наконец, вероятно, не в полной мере учитывалась тенденция арабов к балансированию между СССР и США. Нельзя, однако, согласиться с обличительными рассуждениями о том, что арабские государства, мол, эксплуатировали конфронтацию сверхдержав: ее в своих интересах использовали все, кто мог, – от Франции де Голля до Израиля.

Но свои слабости, притом весьма серьезные, были и у политики США. Она недооценивала силу арабской национально?политической идеи, часто и здесь идентифицировала национальные движения с коммунистическим проникновением. Это лежало в основе всех крупных просчетов американцев. Правда, у непонимания были также объективные причины: эти движения угрожали экономическим, политическим и военно?стратегическим позициям, доставшимся США по наследству от колониальных держав.

Собственно, своими успехами в регионе СССР в немалой мере обязан Соединенным Штатам: своим враждебным отношением они подтолкнули к нам Насера и других арабских националистов. Реакция США не только на укрепление советских позиций, но и на естественные политические сдвиги, связанные с преодолением коло? ниальиого наследия, была часто неадекватной, даже панической. И это дополнительно осложняло ситуацию, иной раз вынуждая и нас к ответным шагам, тоже резким и грубым.

Но именно 70?е годы для Соединенных Штатов, как и для нас, были, думается, началом более реалистического подхода. Они стали учиться различать коммунизм и национализм, который сделался к этому времени менее воинственным, более сговорчивым.

Отношение СССР и США к присутствию противной стороны было различным и диктовалось прежде всего разными возможностями. Советский Союз считал себя вправе требовать (и никогда этого не скрывал), чтобы другие считались с его интересами на Ближнем Востоке, но в то же время не домогался каких?то особых преимуществ. США же стремились закрепить и расширить свое преимущественное, если не доминирующее, положение в регионе, оттеснив всех остальных. И это, кстати, касалось не только СССР, но и Западной Европы.

Я не исключаю, хотя это и маловероятно, что, скажем, в 60?е годы иных наших лидеров, возможно, и опьяняла мысль о том, что Советский Союз в состоянии чуть ли не вытеснить Соединенные Штаты с Ближнего Востока. Это могло быть связано с насеровским периодом. По своим масштабам, политическим возможностям и воздействию в арабском мире фигура Насера неповторима. Его гигантский авторитет служил мощной динамической силой арабского национализма. Далекий от коммунистических идей, их не приемлющий, он, однако, проникся доверием к советской позиции поддержки борьбы арабов. Насер сделал ставку на Москву в противостоянии Западу, в первую очередь Соединенным Штатам, оказывавшим на него грубое давление, и стал как бы мостом, по которому арабские националисты пошли на сближение с СССР.