Читать онлайн «Джованни Боккаччо. Его жизнь и литературная деятельность». Страница 17

Конечно, далеко не все, что Боккаччо проповедует в этом письме, он решился бы применить к самому себе, и громкие слова звучат деланностью и рисовкой, но во всяком случае высказанные им в этом письме взгляды характеризуют в известной степени то направление мыслей, которое основатели гуманизма приобрели от изучения древних писателей.

К этому же времени относится знакомство Боккаччо с калабрийским греком Леонтием Пилатом, жившим в Венеции. Когда именно началось это знакомство, – не известно, но, по-видимому, в 1359 году. Вероятно, когда Боккаччо был у Петрарки в Милане, Петрарка, имевший сношения и переписку с целым миром, указал Боккаччо на этого грека, и Боккаччо тогда же отправился к нему в Венецию. Пилат намеревался, подобно всем тогдашним авантюристам, ехать в Авиньон, но Боккаччо уговорил его переехать жить во Флоренцию. С большим трудом удалось Боккаччо добиться, чтоб Пилата приняли учителем греческого языка во Флорентийский университет и назначили ему жалованье. Но это жалованье было, вероятно, очень скудным, потому что Боккаччо пришлось выделить греку не только помещение у себя в доме и содержание, но оказывать и денежную помощь. Это была довольно тяжелая жертва, которую Боккаччо принес своей любви к греческому языку и желанию изучить его. Пилат был человек отвратительной наружности и мрачного, ворчливого и надоедливого характера. Он мучил всех своим беспокойным поведением, грубостью и цинизмом, постоянно бранил Италию и итальянцев и превозносил Грецию. Но он импонировал Боккаччо тем, что голова его представляла настоящий архив греческой мифологии и истории, и Боккаччо, жаждавший познаний в этой области, терпеливо переносил многие неприятности, которые причинял ему Пилат.

Желая доставить своим соотечественникам возможность ознакомиться с Гомером, Боккаччо убедил Пилата приняться за перевод его. Но во Флоренции негде было достать экземпляр песен Гомера. Между тем Боккаччо узнал, что такой выставлен для продажи в Падуе, и обратился к Петрарке, прося его содействия в приобретении этого экземпляра. Петрарка выразил свою готовность и прибавил при этом, что если нельзя будет достать его, то он, со своей стороны, готов дать для перевода собственный: это был, вероятно, экземпляр, присланный Петрарке из Греции Николаем Сигеросом. Который из этих экземпляров послужил для перевода, остается неизвестным, но Леонтий Пилат перевод сделал, Петрарка и Боккаччо совместно заплатили ему за это денежный гонорар, а Боккаччо, кроме того, позаботился о правильности переведенного на латинский текста. В 1367 году Петрарка получил от Боккаччо вполне законченный экземпляр перевода, который хотя и не обладал достоинствами подлинника, но важен в том отношении, что был первым переводом Гомера.

На личную поэтическую деятельность Боккаччо это изучение Гомера существенного влияния не имело, потому что она почти уже была закончена к 1360 году; но оно оказало ему помощь в его мифологических и исторических занятиях.

В то самое время, когда Боккаччо был занят изучением греческого языка и Гомером, случилось одно событие, имевшее большое влияние на дальнейшую его жизнь и показывающее, насколько в нем самом отразилась неустойчивость взглядов, свойственная переходным эпохам, каковой была эпоха Возрождения.

В мае 1361 года умер в Сиене картезианский монах Пьетро Петрони, славившийся благочестивой жизнью и почитавшийся за святого. За две недели до смерти он впал в состояние экстаза, и ему являлись в видениях и радости рая, и муки ада. В одном из этих видений ему было дано, как он заявлял, повеление свыше обратиться с увещеванием ко многим выдающимся людям того времени, в том числе к Боккаччо, и убедить их, чтобы они оставили свой грешный образ жизни и обратились на путь истинный. Умирая, он поручил исполнение этого дела своему ученику, монаху того же ордена, Джоакино Чиани, который тотчас же после смерти своего учителя отправился в путь и прибыл к Боккаччо во Флоренцию, вероятно, в июне 1361 года. Чрезвычайно характерной для того времени представляется встреча этих двух людей. С одной стороны, веселый творец «Декамерона», с другой, – суровый проповедник покаяния; в лице их две различные эпохи и две различные культуры стояли друг перед другом: аскетические Средние века и жизнерадостное Возрождение вступали в борьбу друг с другом; и эта борьба, в которой теперь участвовали эти два действующих лица, в последующие века вызвала проповеди Савонаролы и захватила надолго целые поколения.

Чиани позаботился прежде всего убедить Боккаччо, что он явился послом от такого человека, который действительно был осенен откровением свыше, и достиг этого, открывая Боккаччо такие его сокровенные мысли, которых Боккаччо никогда никому не поверял. Затем монах в пламенной речи увещевал Боккаччо изменить свою, противную Богу, жизнь и отказаться от безнравственных сочинений, которыми он поощрял чувственность в своих собратьях, иначе угрожал ему скорой смертью и муками ада, ожидающими нераскаявшегося грешника.

Эта проповедь глубоко потрясла Боккаччо. Даже неверующего могло бы смутить то обстоятельство, что неизвестный ему монах, живший далеко, в другом городе, проник в тайны его души и прислал к нему такого пламенного увещевателя; Боккаччо же был не только верующий христианин вообще, но и никогда не сомневался в догматах католицизма, хотя в юности и был, по-видимому, равнодушен к религии и насмехался над пороками духовенства и монахов. Как и Петрарка, созидая новую культуру, он все-таки был человеком переходной эпохи, выросшим и стоявшим на средневековой почве. И теперь на него напало раскаяние во всем, что он нагрешил в прошлой жизни: воспоминание о написанных им сочинениях и о многочисленных прижитых им незаконных детях мучили его.

Под свежим впечатлением выслушанных им от монаха увещеваний Боккаччо решил посвятить себя религиозной деятельности, отказаться от дальнейших литературных занятий и, чтоб избежать всякого соблазна, сбыть куда-нибудь даже всю свою библиотеку. Он сообщил свое намерение Петрарке, прося его совета. Петрарка ответил ему длинным письмом, показывающим в нем как большую набожность, так и еще большее присутствие здравого смысла. Петрарка сам был в то время весьма религиозно настроен, и неизвестно, конечно, как бы он поступил, если бы с ним случилось то, что с Боккаччо; но так как здесь ему предстояло рассудить все-таки чужое дело, то он ответил Боккаччо, что хотя в некоторых случаях видения и откровения при жизни и возможны для некоторых личностей, чему приводил даже примеры из латинских авторов, но что при этом бывают тоже обманы и ошибки, а поэтому Боккаччо не должен принимать с безграничным доверием всего, что ему наговорил Чиани; что предсказание скорой смерти вовсе не предсказание, потому что смерть ожидает каждого человека ежеминутно; что, конечно, полезно будет вести более серьезный и благочестивый образ жизни, но что отказываться от поэзии нет никаких оснований, ибо то и другое отлично может совмещаться.