Читать онлайн «Когда вырастали крылья». Страница 21

Левин немного помолчал и потом тихо, будто сам удивляясь, продолжал:

- Нас тогда вовсе не поражала его сердечная заботливость о подчиненных. Добрячком Баранов не был, нет! В гневе я редко его видел, но нарушителям порядка и дисциплины спуску не давал. Любил шутку. Случалось, не по злому умыслу попадал кое-кто впросак, случалось…

Левин смутился: воспоминание было, видимо, не из приятных.

- Расскажу! Раз это касается Петра Ионовича - расскажу…

Речь пошла о том периоде, когда Баранов командовал Ферганской группой войск, а Левин выполнял обязанности его адъютанта. Командующий совершал однажды объезд войск, и сопровождала его небольшая группа командиров. Вместе с охраной - всего двадцать пять всадников. На ходу изменили маршрут, так как разведка донесла, что басмачи устроили засаду. На всякий случай выслали вперед боевое охранение. Когда вдали показалось [72] Скобелево, уже смеркалось, но еще можно было различить каре войск, которые выстроились там для смотра.

Гарнизон готовился к встрече. Скобелевцы видели приближающуюся к ним группу всадников, в которой командующего трудно приметить: все в одинаковых кавалерийских шинелях с нашивками - «разговорами» - на груди. У всех на головах - буденовки. И никто там не знал, что командующий сменил лошадь. Ему оседлали рослую кобылу Черкесску, а своего Щеголя он отдал Левину. Из-за Щеголя и получился необычайный конфуз.

Заслышав трубный звук, Щеголь взмыл и рванулся к конному строю в Скобелево. Баранов и другие всадники пустились вдогонку, намереваясь обогнать адъютанта, который никак не мог справиться с ретивым конем. Командирский Щеголь привык быть впереди. Заслышав позади топот, Щеголь закусил удила и намного вырвался вперед. А навстречу мчались командиры из гарнизона, чтобы отдать рапорт командующему. Растерявшийся адъютант тщетно махал им рукой, показывая, что командующий сзади. Сблизившись, скобелевцы осадили лошадей. Щеголь все еще гарцевал, когда к смутившимся скобелевцам подъехал хохочущий командующий. Церемониал рапорта был нарушен.

Сколько раз потом, в кругу друзей, Петр Ионович, пряча в кулак улыбку, донимал Левина:

- Григорий Аркадьевич, расскажите, пожалуйста, как вы в Скобелеве принимали парад войск…

8

- Человек я немолодой, еще в старой армии дослужился до чина штабс-капитана…

Так начал свои воспоминания генерал в отставке Сергей Прокофьевич Тимошков, хотя знал, что речь пойдет вовсе не о его персоне. Почему же Тимошков заговорил вдруг о себе?

- И повидал я за долгую службу немало начальников. Разных… Поверьте, лучшего, чем Петр Ионович Баранов, не знаю.

Они встретились в Туркестане в конце девятнадцатого года после горячих боев под Айдином. В ту пору в Туркестане было несколько фронтов - Закаспийский, Ферганский, Семиреченский. Командовал Тимошков отрядами [73] Закаспийского фронта. Дрались эти отряды хорошо, и после сражения под Айдином решили их передать в состав Первой армии. Вот тогда и прибыл в Айдин командарм Георгий Зиновьев, член Реввоенсовета Баранов, а вместе с ним - Куйбышев и Элиава.

Сергей Прокофьевич Тимошков развернул карту, показал Айдин и другие пункты Туркестана, где встречался с Барановым. Они почти одногодки. Будь сейчас жив Баранов, уговорил бы его Тимошков поехать в Среднюю Азию. За Айдином посетили бы они то место, где Куйбышев разыскал останки расстрелянных бакинских комиссаров. Посетили бы Тимошков и Баранов тот кишлак, где седобородый узбек подарил Петру Ионовичу чистокровного скакуна. Произнес старый узбек речь, смысл которой переводчик изложил так: «И до тебя, товарищ Баранов, знали мы одного начальника. Худо о нем говорить не стоит, но, когда он уезжал, подарили ему корову. А встречи с тобой давно ждем. Прими наш дар - лучшего коня». Потом подались бы они в конный Туркменский полк, в почетных джигитах которого Петр Ионович состоял, а оттуда - в бывшую Хиву, где располагалась бригада Дубянского…

- Вот о Дубянском я и хочу рассказать, - сказал Тимошков, откладывая в сторону карту. - Точнее, о Дубянском и Баранове.

Все беды свалились на голову комбрига Дубянского, когда Баранов уже уехал к Фрунзе, на Украину, а в Турцик прибыл весьма ответственный работник, фамилию которого Тимошков равнодушно произнести не может - уж очень большие неприятности связаны с этим именем. Какая-то «особая» комиссия ТурЦИКа затеяла «дело Дубянского», обвинив храброго командира и честного коммуниста в самых тяжких грехах. Кинулся Дубянский искать защиты. Ему только сочувствовали: «Ввязываться в драку с самим ТурЦИКом не имеет смысла».

Весной 1921 года Дубянского отстранили от командования бригадой и приказали поехать в Москву, где его ждут в Военной коллегии Верховного Суда.

Тимошков командовал тогда первой Туркестанской дивизией, ее штаб находился в Ашхабаде, и Дубянский приехал к своему командиру, чтобы навсегда распрощаться. [74]

- Расстреляют меня, - с убежденной обреченностью сказал Дубянский Тимошкову. - Чего только они на меня не нагородили! И шовинист я, и колонизатор. Даже в словарь полез, чтоб в некоторых словах разобраться… Одним словом - разбойник с большой дороги. Кто за меня в Москве заступится? До бога высоко, до Хивы далеко…

- До Баранова близко! - перебил его Тимошков. - Баранов вернулся в Туркестан, он сейчас член Реввоенсовета фронта. Поезжай к нему.

- Поздно, - махнул рукой Дубянский. - Мое «дело» уже отправлено в Москву.

- Все-таки по дороге заверни к Баранову.

Невеселым было расставание боевых друзей. А встретились они несколько лет спустя в военной академии, и там Тимошков узнал конец этой истории.

…Петр Ионович молча выслушал взволнованный и сбивчивый рассказ Дубянского. Словом не обмолвился, только вырвал из блокнота листок, исписал несколько страничек своим мелким почерком, вложил в конверт и отдал Дубянскому. Пожимая руку, сказал:

- Письмо покажете Военной коллегии. Не вздумайте там каяться в том, в чем невиновны. А если правы - чего бояться?

Комбрига настолько терроризировали в «особой» комиссии ТурЦИКа, что он боялся теперь и за себя и за своего защитника. Мелькнула даже мысль не показывать Военной коллегии Верховного Суда письмо Баранова, однако ослушаться не посмел.

Конверт не был заклеен. Ожидая приема в Военной коллегии, Дубянский вынул из конверта листок с типографским оттиском «Член Реввоенсовета Туркестанского фронта» и прочел его.

Баранов сообщал известные ему данные о комбриге. После краткой характеристики он писал о необычайно сложной обстановке в Хиве, порожденной распрями отдельных националистических групп и бесчинствами басмачей. В этой обстановке комбриг Дубянский выполнял приказы Реввоенсовета неукоснительно и добросовестно. Если же в «особой» комиссии ТурЦИКа не смогли или не захотели разобраться в возникшем конфликте, то он, Баранов, считает своим долгом сообщить Военной коллегии Верховного Суда следующее. [75]