Читать онлайн «Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор». Страница 67

Впоследствии, с улучшением обслуживания купчинцев общественным городским транспортом и особенно с введением в эксплуатацию линии метрополитена, отношение к Купчину несколько смягчилось. Появилась и примирительная пословица: «Даже из Купчина можно успеть».

Надо сказать, стремительное развитие транспортных услуг несколько изменило массовое сознание. Расстояние как бы сократилось. Внимание фольклора перекинулось с городских окраин на ближние и дальние петербургские пригороды, которые становились все более и более доступными из-за активного развития дачного строительства. Преимущества пригородного существования по сравнению с городским были очевидны: «Коломна всегда голодна», а «тот, кто в Автово живет, сытно ест и сладко пьет». В конце XIX века жители петербургских пригородов с гордостью восклицали: «Как не жить под Петербургом! Огурец, что яблоко, а петух за коня сойдет».

В конце 1940-1950-х годах все большую популярность приобретали многочисленные дачные поселки в северном направлении. Ленинградцы осваивали дороги на Сестрорецк и Зеленогорск. Привлекала не только их непосредственная близость к Финскому заливу, но и возможность разбить огород, высадить овощи и ягодные кусты, что в условиях послевоенного голода ценилось особенно высоко. Дачное огородничество становилось средством выживания. Одним из таких дачно-огородных поселков был Лисий Нос, расположенный в двух десятках километров от тогдашней границы Ленинграда. Воскресные поездки в Лисий Нос превращались в сельскохозяйственные будни. В народе это называлось «ковыряться в Лисьем Носу».

Но и воскресный отдых на пляжах Финского залива не был противопоказан ленинградцам. В летние дни переполненные пригородные электрички вывозили изголодавшихся по солнцу и жадных до воды горожан из закованного в асфальт каменного города к морю. Эти путешествия нашли отражение в городской фразеологии благодаря озорному каламбуру, рожденному некоторыми неудобствами железнодорожного сообщения. Иногда электричка Зеленогорск – Петербург вместо того, чтобы идти по прямой линии к Финляндскому вокзалу, неожиданно от станции Дибуны поворачивала к станции Тарховка, расположенной на противоположной стороне озера Сестрорецкий разлив, и, делая огромную петлю вокруг озера, следовала в Петербург через Сестрорецк. Теряя драгоценное время и путаясь в догадках, пассажиры нервно поглядывали на часы и слали в адрес железнодорожников самые нелицеприятные восклицания, по созвучию переводя злосчастные названия станций с хрестоматийного русского языка на молодежный сленг. Один из таких возмущенных возгласов сохранился в арсенале городского фольклора: «С бодуна на трахалку!»

Напомним 300-летнюю эволюцию центробежного развития города. Первая граница Петербурга проходила по реке Мойке, затем по Фонтанке, Обводному каналу и так далее, и так далее. Город, раздвигая свои границы, захватывал все новые и новые пригороды, которые становились его историческими районами. Автово, Ульянка, Купчино, Коломяги, Рыбацкое и многие другие городские территории в прошлом имели статус деревень и поселков. Говоря о сегодняшних ближних и даже дальних пригородах, нельзя исключать того, что и они в будущем войдут в черту города. Так что сегодняшний фольклор петербургских пригородов вполне может оказаться фольклором Петербурга. А он, о чем уже не раз было сказано, наряду с официальными документами является бесценным свидетелем нашей истории. И именно так к нему надо относиться.

История псевдонима, то есть имени вымышленного, сознательно придуманного и присвоенного себе, уходит в далекую древность, во времена едва ли не первых письменных опытов человечества. Тексты, направленные против докучливых родственников, опасных соседей, а в дальнейшем вообще против сильных мира сего, были или полностью анонимными, то есть без подписи, или подписывались ложным именем. Это удивительное защитное социальное изобретение оказалось настолько мощным и универсальным, что благополучно дожило до наших дней и успешно используется в повседневной практике буквально всех народов на всех континентах. За выдуманным именем можно сравнительно легко укрыться от политических преследований, от нежелательных требований сословных предрассудков, от чужого досужего любопытства, от навязчивого внимания, от множества других, далеко не всегда безопасных проявлений назойливого интереса окружающих к личности подлинного автора. Если, конечно, подлинный создатель текста лишен авторского тщеславия и ему важен не столько интерес общества к собственной персоне, сколько конечный результат предпринятого действия: обличить, уязвить, разоблачить, доказать и прочее.

Первоначально главным побудительным мотивом прибегнуть к испытанному охранительному приему был элементарный естественный инстинкт самосохранения. Например, появление большинства политических псевдонимов, пик которых, как правило, приходился на предреволюционные времена, в большинстве случаев продиктовано желанием избежать опасности быть подвергнутым репрессиям со стороны законных властей. Об этом говорит и тот факт, что с приходом к власти тех или иных политических сил использование их адептами псевдонимов тут же прекращается. Причем чаще всего последний псевдоним становится постоянным и, в конце концов, навсегда заменяет подлинное имя. Так произошло с псевдонимами Ленина, Сталина, Кирова, Троцкого и многих других большевиков.

Известен опыт спасения от политических преследований и в литературе. До того как стать писателем Грином, Александр Степанович Гриневский состоял членом партии эсеров и преследовался за антиправительственную агитацию. Революционная деятельность считалась в семье Гриневских наследственной. Отцом будущего писателя был ссыльный поляк, потомственный дворянин, участник польского восстания 1863 года. Впервые в Петербург Александр Гриневский приехал в 1905 году, нелегально, хотя охранка о нем хорошо знала и тщательно следила за его передвижениями. В их отчетах он числится под кличкой Невский. Кстати, не этот ли полицейский опыт использования столичными сыщиками второй части его фамилии для создания полицейской клички натолкнул писателя на конструирование своего будущего псевдонима из первой части родовой фамилии? В 1906 году Грина арестовали и сослали в Тобольскую губернию. Оттуда ему удалось сбежать и вернуться в Петербург. Но в 1910 году он был вновь арестован и на этот раз смог вернуться в столицу только в 1912 году с поддельным паспортом на фамилию Мальгинов. Здесь он начал публиковаться, но по понятным причинам собственной фамилией подписываться не мог. Вот почему свои первые рассказы Гриневский подписывал псевдонимами: А. С. Г., А. Степанов и А. А. М-въ. Только потом он либо вспомнил о своей гимназической кличке Грин, либо задумался о происхождении полицейской клички, но, так или иначе, стал использовать ее в качестве литературного псевдонима.