Читать онлайн «Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор». Страница 110

И тем не менее война застала страну врасплох. Оцепенение, охватившее армию, стоило нам слишком дорого. По официальным данным Министерства обороны только «безвозвратные потери 1941 года составили 3 миллиона 308 тысяч человек». За один месяц после начала войны немецкая армия продвинулась на 700 километров вглубь Советского Союза. Были оккупированы Молдавия, Белоруссия, Латвия, Эстония, Литва, половина Украины. Немецкие войска вошли в столицы союзных республик Киев и Минск, замкнули блокадное кольцо вокруг Ленинграда, стремительно продвигались к Москве.

К сожалению, в первый период войны не выдержал испытания на прочность и прославленный в героических стихах и песнях моральный дух советского воина, его патриотизм. Винить за это солдата нельзя. О какой беззаветной любви к советской власти могла идти речь, если еще так жива была память о погибших родных и близких во время бесчеловечного раскулачивания и массовой коллективизации, память об арестах и переселениях, память об утраченном домашнем хозяйстве и голодном существовании в закрепощенной беспаспортной деревне? С 1941 по 1945 год в плену оказались 5 миллионов 800 тысяч военнослужащих, из них только в первые месяцы войны в плен сдались около 3 миллионов солдат и офицеров Советской армии. По количеству это равнялось численности всей нашей армии в мирное время. Среди них были и представители высшего командования. Из 81 генерала, взятых в плен немцами за все время войны, 77 были пленены в первые месяцы.

Но и это еще не все. За всю историю мировых войн Советский Союз оказался единственной в мире страной, почти миллион граждан которой добровольно записался во вражескую армию. О чем еще, кроме крайне негативного отношения к советской власти рабоче-крестьянских масс, из которых в основном и состоял рядовой состав Вооруженных сил, может говорить этот позорный феномен в отечественной истории? Были, конечно, и другие примеры: и мужество, и героизм, и самопожертвование, и подлинный патриотизм, но это не дает оснований пренебречь цифрами, отказаться от них ради каких-то высших целей. Что было, то было.

В 1942 году вышел приказ Народного комиссара обороны за № 227, в котором косвенно признавался беспрецедентно низкий моральный дух армии. В приказе говорилось: «…народ проклинает Красную армию, которая оставляет на растерзание врагу женщин, стариков и детей…» Но ни бесчеловечные приказы командования, ни жесточайшие репрессии НКВД не помогали. По некоторым данным, опубликованным недавно в немецкой газете Suddeutsche Zeitung, только «в Сталинграде было расстреляно за трусость 13 ООО советских солдат». Только ли за трусость? И можно ли назвать трусостью нежелание выполнять бесчеловечные приказы бездарных командиров и устилать собственными трупами дорогу к победе?

Но дело было не только в рядовых. Репрессии свирепствующих бериевских палачей в равной степени распространялись на солдат и младших офицеров, на высший командный состав. За время войны по приговорам военных трибуналов было расстреляно 20 генералов. Правда, в вину им вменялось, кроме трусости, еще и некомпетентность, и грубые ошибки в командовании армиями и фронтами, приведшими к поражениям в тех или иных сражениях.

И все-таки, смеем утверждать, что далеко не только это стало подлинной причиной жестоких поражений первых месяцев войны. Что же тогда?

История Советского Союза, начавшаяся с большевистского переворота в октябре 1917 года, в совокупной народной памяти ассоциировалась с холостым, то есть, как этого очень хотелось партийным идеологам, гуманным, мирным, выстрелом «Авроры» по Зимнему дворцу. Было и другое. В фольклоре, как мы уже однажды говорили, это было сформулировано в бескомпромиссной формуле: «Выстрел „Авроры“ – начало террора». В отличие от индивидуального террора, свирепствовавшего в России в предреволюционные десятилетия, теперь это был уже государственный террор. Он подчинялся строгой революционной логике, выработанной еще в пору подпольного индивидуального террора: «Кто не с нами, тот против нас» и «Если враг не сдается, его уничтожают». Государственный террор носил классовый характер. Разбираться с каждой отдельной личностью было недосуг. Строительство коммунизма не терпело отлагательств. Репрессиям подвергались целые социальные группы: сначала кулаки и подкулачники, затем казаки и кронштадтские моряки, потом бывшие дворяне, аристократы, священнослужители, интеллигенты. К началу 1930-х годов добрались до офицерского состава Красной армии. Каждый раз это освящалось лицемерной, не поддающейся никакой логике сталинской демагогией. С одной стороны: «Кадры решают все», с другой – «Незаменимых у нас нет». Это одновременно и развязывало руки сталинским опричникам, и успокаивало народ.

Террор против армии сделал свое черное дело. Было репрессировано около 40 тысяч командиров всех рангов, среди которых военкомы полков составили третью часть всех пострадавших. Только генералов в 1937–1941 годах в застенках НКВД физически уничтожили 802 человека. Это было более чем вдвое больше, чем всех генералов, погибших в сражениях Великой Отечественной войны в 1941–1945 годах.

Чтобы представить масштабы террора, приведем опубликованные в широкой печати цифры расстрелянных командиров высшего состава. Из 16 командармов 1-го и 2-го ранга погибли 15; из 67 комкоров – 60; из 199 комдивов – 136; из 397 комбригов – 221; из 4 флагманов флота – 4; из 6 флагманов 1-го ранга – 6; из 15 флагманов 2-го ранга – 9; из 17 армейских комиссаров 1-го и 2-го ранга – 17; из 29 корпусных генералов – 25; из 97 дивизионных комиссаров – 79; из 36 бригадных комиссаров – 34.

Умело спроектированная в кабинетах Кремля, хорошо отлаженная в иезуитских средневековых застенках Лубянки и обильно смазанная жертвенной кровью соотечественников репрессивная машина сбоев не давала. Достаточно привести только один факт. К осени 1941 года на Лубянке, в ожидании решения своей судьбы оставалось 25 генералов и высших офицеров Красной армии, дела которых по разным причинам не успели закончить. В преддверии возможного захвата немцами Москвы их вывезли в Куйбышев и в октябре того же года без суда расстреляли. Некоторым из них в ходе предварительного следствия ставились в вину в том числе антигерманские настроения, за которые, как известно, в мирные предвоенные годы многие расплачивались свободой, а то и жизнью.

С профессиональным интересом за происходящим в Советском Союзе следили в фашистской Германии. Однажды, обращаясь к Кейтелю, высказался на эту тему и Гитлер. «Первоклассный состав высших военных кадров, – удовлетворенно сказал он, – истреблен Сталиным. Необходимые умы в подрастающей смене еще отсутствуют». А вот что писал в своем дневнике один из главных разработчиков пресловутого «Плана Барбароссы», начальник немецкого Генштаба сухопутных войск Франц Гальдер: «Русский офицерский корпус исключительно плох, производит жалкое впечатление. Гораздо хуже, чем в 1933 году. России потребуется 20 лет, чтобы офицерский корпус достиг прежнего уровня».