Читать онлайн «Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III». Страница 110

Почти все королевские любовницы в этот период повышли замуж, за исключением герцогини Портсмут. Она, подражая ла Вальер, уныло ворковала Карлу II о своем раскаянии, о желании поступить в монастырь, и т. п. Соперница Нелли Гуин на поприще любовном, теперь герцогиня Портсмут могла потягаться с комедианткой на поприще артистическом, великолепно разыгрывая роль Тартюфа в женском платье. Что касается до фавориток, вышедших замуж, замечательно, что они избрали себе в супруги своих сводников; так, лорд Литльтон женился на мисс Тэмпль, кавалер Грамон на мисс Гамильтон и т. д.

1678 год был ознаменован Нимвегенским миром и заговором папистов, открытым шпионами Бодло и Оатсом. Читая о нем в истории, писанной католиками, обвиняешь пасторов англиканских, этот же заговор, описанный англичанами, является следствием иезуитских происков. Католики обвиняли правительство Карла II в религиозной нетерпимости, указывая, во-первых, на парламентский билль Тест (Test-act), обязывавший каждое должностное лицо исповедовать догматы церкви англиканской; во-вторых, на билль, отрешавший Иакова, герцога Йорка, от престола за исповедание им католицизма. Основываясь на этих жалобах католиков, Том Оатс (Oates) донес королю, будто иезуиты, и в главе их Николай Арондель, граф Стаффорд, имеющие сношения с духовником Людовика XIV, отцом ла Шезом, умышляют на жизнь короля, затем чтобы по его убиении возвести на престол брата его Иакова. Следствие по этому делу тянулось три года и окончилось удалением герцога Йорка в Брюссель и казнями виновных или невиновных заговорщиков. 29 декабря 1680 года семидесятилетний граф Стаффорд был обезглавлен; иезуиты: Иреланд, Уайтбрид, Гарон, Тюрнер, Фенуик, Гаркур; адвокат Лэнггорн, секретарь Кольман; граждане: Гилль, Грин, Берти, Грове, Пикринг — были повешены. Не довольствуясь этими казнями, лондонская чернь грозила католикам поголовным избиением. Палаты общин требовали их изгнания; парламент присудил щедрые пенсии доносчику Оатсу и капитану Бодло, последнему за его памфлет, в котором он всех католиков называл бунтовщиками и цареубийцами.

Карл II в этой кровавой драме выбрал себе роль самую благодарную. Как Понтий Пилат, умывая руки, он отдал на жертву беснующимся фанатикам людей, может быть, и не виноватых, слагая ответственность в их смерти на парламент. По закону он имел право помиловать заговорщиков, но он этого не сделал, не желая будто бы противоречить воле народной… Он имел обыкновение идти наперекор только в тех случаях, когда речь шла о денежных его выгодах, но к жизни и смерти подданных он относился всегда с совершенным равнодушием. Его, однако же, возмутил билль парламента об изгнании католиков из Англии. Следовательно, этому биллю должны были повиноваться королева и герцогиня Портсмут? Первая еще куда ни шло, но мог ли Карл II расстаться с Луизой? Тонкий политик, не упоминая о ней, король вступился за супругу:

— Я не Генрих VIII, — отвечал он палате общин, — не разведусь с моей доброй и честной супругой за ее неплодие…

«И любовницы от себя не отпущу!» — досказывало ему его нежное сердце.

Партии консерваторов и либералов разделились на тори и вигов; прозвище последней (Whig) происходило от анаграммы ее девиза: We hope in God — W, H, I, G — «Мы надеемся на Бога». В Шотландии и в Ирландии происходили волнения; жители Лондона и некоторых графств подносили королю адресы с. изъявлениями верноподданнических чувств, но в то же время в столице возникали новые тайные общества, и дух революции носился в воздухе… Вместо того чтобы в парламенте примирить между собой партии или присоединиться к истинным друзьям отечества, Карл II распустил парламент и ударился в крайний деспотизм. Еще следствие по делу о заговоре папистов продолжалось, как был открыт новый, так называемый мучной заговор (Meal-tub), вследствие находки бумаг заговорщиков в бочке муки. На этот раз на жизнь короля покушались пресвитериане, и во главе их стоял герцог Монмут, имевший виды на королевский престол… За этим заговором следовал третий, обширнейший и опаснейший, известный под именем Рай-гоузского заговора. Прежде нежели мы перейдем к его очерку, посмотрим, чем именно Карл II мог навлечь на себя народное негодование.

Распустив парламент, руководимый Портсмут, король опять вступил в дружественные сношения с Францией, переписываясь с Людовиком XIV, а герцогиня с любовницей последнего — герцогиней Монтеспан. Французский король обещал свое содействие английскому в великом деле утверждения самодержавия и уничтожения неприкосновенной святыни народной: палладиума его могущества — конституционной хартии. За давностью времени Карл fl позабыл, что этим путем сорок лет тому назад шел его отец и достиг… эшафота. Играя в ту же опасную игру, Карл II начал ограничивать права и привилегии цехов и общин; те из них, которые желали сохранить их в прежней неприкосновенности, могли откупаться более или менее значительными податями и налогами. Эти деньги — цена свободы — как бы ради глумления тратились королем на герцогиню, на пенсии отставным любовницам. Этому бесстыдству народ решил положить предел, и Рай-гоузский заговор затлелся зловещей искрой, угрожая королевской власти сокрушительным пламенем.

В этом заговоре приняли участие лица всех сословий и противоположных вероисповеданий. Кроме Иакова, герцога Монмут, на первом месте стояли: Артур, граф Эссекс; Карл Брендон, Томас Гоуард; лорды Уильям Россель, лорд Грей, Альджернон Сидни, Джон Гемпден, Джон Вильдман, Джек Тринчард… За ними следовали военные, торговцы, ремесленники. Как бы особый отряд от этих категорий заговорщиков — ирландец Ромсей, адвокат Вест и проповедник Ферджью с он взялись за отвратительное дело цареубийства. Приманив на свою сторону Ричарда Румбольда, бывшего офицером в армии Кромвеля, они убедили его без особенного труда умертвить короля и герцога Йорка, подкараулив их на дороге во время их возвращения из Ньюмеркета в Лондон. Местом сборища цареубийц была избрана ферма Румбольда, Рай-Гоуз, уединенно стоявшая в стороне от большой дороги. План нападения был зрело обдуман и должен был, по-видимому, увенчаться успехом; только две вещи не были приняты заговорщиками в соображение; случайная помеха и донос. Случайной помехой было промедление Карла II и его брата в Ньюмеркете, и за доносом не стало дело, так как очень древняя аксиома говорит: «из трех заговорщиков — один всегда бывает доносчиком», в Рай-гоузском заговоре было всех участников более сотни. Все они были перехвачены и заточены — кто в Башню, кто в Ньюгэт и в Маршальси. Следствие началось.

Монмут, подлейший из самых последних доносчиков, валяясь в ногах у Карла II, заливаясь слезами, выдал ему головой всех своих сообщников и, кроме правды, наплел на них всякие небылицы. Щадя свою кровь, король приговорил Монмута к изгнанию в Голландию, куда до самой своей кончины исправно высылал ему пенсию; но далеко не так милостив Карл II был к прочим заговорщикам. Артур, граф Эссекс 13 июня 1683 года был зарезан в Башне: смерть его приписали самоубийству; шестидесятилетний Альджернон Сидни 5 декабря того же года был обезглавлен на Тауэр-Гиле, невзирая на очевидные доказательства его невиновности; той же участи подвергся и лорд Россель в Ньюгэте… Остальные участники Рай-гоузского заговора, более или менее виновные, были приговорены к тюремному заточению и ссылке. Карл II и любовница его торжествовали, Людовик XIV собственноручным письмом поздравил его с победой над врагами. Это торжество короля английского было последним. Преждевременно одряхлевший от распутства и пьянства, в последние два года жизни он был похож на живую подкрашенную и подрумяненную мумию: с трудом передвигал ноги, ходил сгорбившись и вообще являл в своей особе живой или, вернее, полумертвый пример, до чего разврат может довести человека. 6 февраля 1685 года удар паралича пресек жизнь Карла II на пятьдесят пятом году от рождения и на двадцать пятом царствования. Герцогиня Портсмут (о которой мы еще поговорим при обзоре царствования Иакова II) доиграла роль свою до конца: при жизни Карла II она заставила его изменить присяге, данной народу, на смертном его одре убедила изменить вероисповеданию. По ее настоянию король, умирая, исповедовался и приобщался у католического, чуть ли не иезуитского патера, и герцогиня Портсмут со слезами говорила после его кончины: