Читать онлайн «Жизнь Бальзака». Страница 10

С точки зрения родителей, куда важнее было то, что Оноре наконец начал уделять некоторое внимание урокам. Как то часто бывает, самое большое педагогическое влияние оказалось неумышленным – отец Лефевр, поглощенный своими чудесами, пока Оноре наслаждался библиотекой. Впрочем, в коллеже были и два замечательных педагога, чье появление стало для Бальзака долгожданным освобождением из тюрьмы. Они же снабдили его темой для того, что стало его на первый взгляд ненужной привязанностью.

Лазара Франсуа Марешаля ученики обожали и считали едва ли не родным отцом45. Он стал первым литературным критиком Бальзака за пределами семьи. Узнав, что Оноре живет по собственному распорядку, заполняет письменный стол кипами претенциозной прозы, но не успевает приготовить уроки, он рассказал ему поучительную историю о птенце, который выпал из гнезда, потому что пытался взлететь до того, как у него отросли крылья.

Марешаль поучал лицемерно – у него имелся свой опыт. Он сам давно сочинял стихи, испытывал не вполне приличное для школьного учителя пристрастие к эротической поэзии и взволнованным панегирикам любому режиму, которому случалось находиться у власти. Лилии, фригийские колпаки, имперские орлы удивительно к месту то влетают в его хвалебные стихи, то вылетают из них. Когда ночью 14 августа 1808 г. Наполеон проезжал через Вандом, Марешаль поспешил сочинить две латинские надписи в честь императора, которые повесили в городских воротах. Его ученикам выпал случай извлечь пользу из увлечения учителя; они наверняка изумлялись непривычным грамматическим формам. Фразы, которые мальчикам предлагалось перевести на французский, выдают стремление стимулировать юношеский ум чем-то более вдохновляющим, чем «Записки о галльской войне»: «Я видел воробушка Лесбии», «Девушка пряталась за кустами», «Венера с ногами обнаженными стянула пояс на своей пламенеющей мантии». Одна особенно яркая фраза наверняка затронула бы Оноре за живое, знай он тогда, что они с братом от разных отцов: «О боги, даруйте этой женщине способность к деторождению, но не ко греху».

По воспоминаниям современника Бальзака, полеты фантазии Марешаля слегка ограничивал его зять, Жан-Филибер Дессен46. К Дессену относились с благоговейным ужасом, потому что внешне он напоминал типичного ученого-гения. В школьной лаборатории ему удалось произвести молнию. Кроме того, было известно, что он проводил важные опыты по магнетизму и фосфоресценции, которые признала даже Академия наук. На самом деле Дессен был самобытным для своего времени мыслителем и вполне мог пробудить в Бальзаке склонность к рациональным объяснениям так называемых «спиритических» явлений. Мысль для Дессена, как впоследствии и для Бальзака, являлась вещественной силой, которая двигалась в жидкой или намагниченной среде. «Разумеется, в наших глазах, – писал современник Бальзака, – он был ведущим европейским ученым». Дессен обладал обаянием непостижимости; говоря о своем предмете, он употреблял незнакомые новые слова. Например, в 1799 г., при раздаче наград, он занимал собравшихся учеников и их родителей пространными рассуждениями на тему о том, как в дни былые красноречивые писатели, не испорченные цивилизацией, брались за перо, только «когда ощущали определенный электрический тремор в предсердечной области, который поднимал все внутренние органы до высоты темы». Для всех, кто надеялся понять, как создавать шедевры, необычный взгляд на вдохновение казался очень волнующим: вдруг можно не ждать искры божией, а создать ее искусственно?

Хотя Дессен держался немного отстраненно, он создавал бодрящее впечатление того, что внешний (а может быть, и внутренний) мир не так статичен, как считали вандомские монахи. Сам Бальзак, наверное, испытывал некий тремор (frisson) в предсердечной области, когда набрасывал «Трактат о силе воли». До последнего времени «Трактат…» считался произведением несуществующим, придуманным специально для «Луи Ламбера», но он наверняка существовал ранее в какой-то форме: он упоминается одноклассником Бальзака в статье, вышедшей за несколько месяцев до публикации «Луи Ламбера»47.

В любом случае жизнь «Трактата…» была недолгой: ее нашел учитель, который продал бумагу, на которой он был написан, вандомскому бакалейщику… Таким образом, первое произведение Бальзака пошло на кульки для конфет.

В письменном столе Бальзака лежал не только «Трактат о силе воли». Другим «отважным новым миром» стала для него лингвистика, открывавшая доступ к знаниям, о которых и не мечтали составители школьного расписания. Пока остальные мальчики корпели над упражнениями, Бальзак жадно читал словари, открывал для себя этимологию, развивал в себе тот вкус к всеведению, который проявляется во всех частях «Человеческой комедии». Правда, подавляющее большинство научных и мистических сведений в «Луи Ламбере» отражает более поздний период жизни Бальзака. Пройдет какое-то время, прежде чем его ранние опыты принесут плоды.

Конечно, у Оноре даже в десятилетнем возрасте имелись и далекоидущие планы. Некоторые мальчики из старшей группы входили в так называемую «Вандомскую академию» – своего рода молодежная ветвь Французской академии, научного учреждения, целью которого является изучение французского языка и литературы. Заседания Вандомской академии проходили дважды в год в присутствии всей школы. На них цитировались и обсуждались последние сочинения участников. Бальзаку так и не удалось попасть ни в молодежную, ни в «настоящую» академию. Тем не менее его одногодки восхищались сочиненной им поэмой – произведением, принадлежавшим к самому престижному литературному жанру. Сочинять поэмы не отваживался даже сам Марешаль. Поэма была посвящена завоеванию испанцами империи инков. Тема превосходная, если только понимать, что она относилась не к Наполеону, который как раз в то время подавлял Пиренейский полуостров, а к эксцессам недавней монархии. Сохранился и цитируется лишь один возвышенный отрывок: «О инка! властелин и злополучный и несчастный!» (O Inca! Ô roi infortuné et malheureux!)48

Едва ли подобного отрывка достаточно для того, чтобы впасть в отчаяние, но старшие мальчики в насмешку прозвали Бальзака «Поэтом». Гений, по словам Бодлера, «обладает привилегией быть великими во всем»49. Бальзаку удалось выразить свое величие в александрийском стихе – двенадцатисложной строке, где он умудрился сделать почти все элементарные ошибки, которые описаны в пособиях по стихосложению. Цезура неправильно падает на середину слова in | fortuné, что является одним из самых тяжких грехов в просодии. Неблагозвучие из-за слияния гласных наблюдается в четырех местах (возможно, это единственный пример множественного хиатуса во французской литературе). Кроме того, стих на один слог длиннее, чем нужно. Сейчас, оглядываясь назад, можно утверждать, что Бальзак взламывал границы традиционных жанров. В то время его стих лишь подтвердил точку зрения директора школы.