Читать онлайн «Во главе двух академий». Страница 26

Немногочисленные авторы, писавшие о Дашковой, не забывали отметить ее плохой характер – неуживчивость, пристрастность: не оценила гениального механика-самоучку И.П. Кулибина, невзлюбила талантливого В.Ф. Зуева, участника экспедиции Палласа, ссорилась с Дж. Кваренги... Но каков бы ни был в те годы ее характер, особой воли она ему не давала. «Вспышки самоуправства проявлялись у Дашковой весьма редко и исчезали довольно скоро», – пишет историк Академии М.И. Сухомлинов, высоко ценивший ее деятельность10.

Резкая и непримиримая по отношению ко всем, кто добивался,, почета не по научным заслугам, а по чинам и связям, Дашкова, как правило, была чрезвычайно тактична в отношениях с академиками и адъюнктами, деятельность которых представлялась ей направленной к чести и славе отечественной науки. Она пытается укоренить в академической жизни принцип равноправия, коллективной ответственности всех за судьбы Академии и строгой отчетности каждого в отдельности за свое дело. Здесь она не допускает ни малейших поблажек и для себя лично. Протоколы общих собраний Академии – для нее святыня, она строго запрещает приносить их к себе домой, а в случае необходимости сама приходит в Академию и снимает с них копии. Между тем предшественник Дашковой, Домашнев, сплошь да рядом подолгу держал протоколы у себя дома, нередко и вообще терял их, а преемник ее, Бакунин, мог и просто-напросто разорвать документ, содержавший неугодное ему решение (протокол заседания от 28 апреля 1796 г. так и сохранился, по решению академиков, в архиве Академии наук в разорванном виде).

Дашкова ревниво оберегает достоинство Академии, требует разборчивости при назначении академиков, как действительных, так и почетных, вникает во все подробности академической жизни, следит за впечатлением, которое производит каждый ее шаг, и, по свидетельству Сухомлинова, не остается равнодушной даже к слухам, если они связаны с ее деятельностью.

«Персонально я многое снести могу, места же публичного никакого унизить и помарать собою не могу» – эти слова Дашковой помогают понять весь стиль поведения директора Петербургской академии наук, «нашего доблестного начальника», как величали ее академики.

«Я сосредоточила все свои способности на исполнении обязанностей звания, в которое угодно было меня облечь Вашему величеству, и потому не могу бояться самой строгой проверки моего управления», – докладывала Дашкова Екатерине II11.

30 октября 1783 г. появился указ об учреждении Российской академии и назначении Дашковой ее председателем, что было увековечено в приличествующих событию виршах.

А ты, сотрудница писателей почтенных.

Честь пола твоего, свершай толь славный путь.

Любительница муз, тебе препорученных.

Участвуй в лике их и им красою будь:

Чудесное в сей век и новое явленье

В тебе, о Дашкава, ученый видит свет;

Минерва наших дней, гоня предрассуженье.

Достоинствам твоим награду подает12.

Вот другое поэтическое послание к тому же адресату:

А ты, имея ум пространный.

Чувствительность и тонкий вкус.

Предстательница здешних муз.

Свершай тобою путь избранный.

Сей путь тебе принадлежит.

Хоть тяжек он, но полон славы.

Хоть злость невежества претит.

Но Росской честь на нем державы.

Стихи подписаны инициалами Я. К. (Яков Княжнин?).

Или еще одно стихотворение – «Ея сиятельству княгине Е.Р. Дашкавой». (Оно подписано инициалами М.Х. Нетрудно их расшифровать: Михаил Херасков.)

Призывающему гласу

Я последовать хощу.

Ко священному Парнасу

Прежнего пути ищу.

Сладко мне повиноваться

Председательнице муз.

...

Кто российской громкой славы

Не удобен в рог звучать.

Тот испорченные нравы

Постарайся обличать...

Пойте, росски музы, пойте.

Есть наперсница у вас;

Восхищайтесь, лиры стройте:

Вверен Дашкавой Парнас13.

На «вверенном ей Парнасе» Дашкова распоряжалась страстно, увлеченно и деловито.

Ведь ей принадлежала идея организации Российской академии, она создала устав этого учреждения, сыгравшего в истории русской словесности немаловажную роль.

Если Петербургская академия объединяла в основном представителей точных наук, то Российская академия была задумана как центр наук гуманитарных. (Впоследствии оба эти научные учреждения объединились: Российская академия влилась в Академию наук – в 1841 г. она была преобразована во второе отделение Академии наук, затем в Отделение русского языка и словесности.)

Российской академии «надлежало возвеличить российское слово, собрать оное в единый состав, показать его пространство, обилие и красоту, поставить ему непреложные правила, явить краткость и знаменательность его изречений и изыскать глубочайшую его древность», – пишет один из ее постоянных сотрудников, первый непременный секретарь Российской академии Иван Иванович Лепехин, помощник и бессменный заместитель Е.Р. Дашковой14.

В 7-й части «Собеседника любителей российского слова» (журнал издавался частями, а не номерами, сроки выхода этих частей бывали довольно неопределенны) мы находим статью, чрезвычайно характерную для взглядов Дашковой – в ней чувствуется влияние Ломоносова.

«Российский язык красотою, изобилием, важностью и разнообразными родами мер в стихотворстве, каких нет в других, превосходит многие европейские языки, а потому и сожалительно, что россияне, пренебрегая столь сильный и выразительный язык, ревностно домогаются говорить или писать несовершенно, языком весьма низким для твердости нашего духа и обильных чувствований сердца. В столичных городах дамы стыдятся в больших собраниях говорить по-российски, а писать редкие умеют... До какого бы цветущего состояния довели россияне свою литературу, если бы познали цену языка своего!..»15

Полна патриотического воодушевления, оптимизма и деловой энергии «Речь, говоренная при открытии императорской Российской академии октября 21 дня 1783 г. председателем сей Академии княгинею Екатериною Романовною Дашкавою, ее императорского величества статс-дамою, императорской Академии наук директором, ордена святой Екатерины кавалером, стокгольмской королевской Академии наук и Санкт-петербургского вольного экономического общества членом».

Вот она – с некоторыми сокращениями. Характерный документ своего времени, эта речь, как и все, к чему прикасается Дашкова, несет на себе явственный отпечаток ее личности, хоть и не «по-дашковски» витиевата.