Читать онлайн «100 рассказов о стыковке». Страница 172

Мы оставались в Москве, и нашей главной заботой стал Центр управления полетом — ЦУП, а также средства массовой информации. В ЦУПе заканчивались последние тренировки, проверка связи и каналов автоматической обработки телеметрической информации. Впервые мы вместе с цуповским персоналом готовили для себя цивилизованные условия управления в космосе.

В 1971 году астронавт Ф. Борман, который одним из первых посетил наш допотопный ЦУП в Евпатории, прокомментировал свое впечатление примерно так: похоже, Советы опять показали нам что?то ненастоящее; действующий ЦУП у них, по–видимому, слишком секретный.

Теперь эта уже по–настоящему большая, можно сказать — глобальная, командно–информационная система прочно и эффективно связала нас с летящим в далеком космосе кораблем.

Фактически работа началась еще в 1974 году при подготовке к полету «Союза-16». С вводом этого автоматизированного комплекса все, что происходило с нашими системами там, на борту корабля, появлялось на наших мониторах почти сразу, с задержкой всего в несколько секунд. Это был гигантский шаг из каменного века бумажных лент, с ручной обработкой и стуком солдатских сапог, в современный компьютерный мир. В этой важнейшей области космической техники мы, наконец, стали догонять наших американских коллег.

К этому же времени мы научились расшифровывать телеметрическую информацию так, чтобы с помощью АПАСа определять начальные условия, которые реализовались при стыковке. Эта задача оказалась более сложной, чем та, которую мы научились расшифровывать еще в конце 60–х, при освоении орбитальной стыковки с помощью механизма штырь—конус, настолько, насколько сам андрогинный АПАС оказался сложнее старого неандрогинного способа.

Очень скоро эта подготовка весьма пригодилась при стыковке «Союза» и «Аполлона» на орбите.

Также впервые за все годы космической эры в Советском Союзе открыто освещали подготовку к предстоящему полету. Начиная с полета Гагарина, сложилась такая практика, что сообщения о запусках в космос попадали в прессу, на радио и телевидение только после того, как событие уже состоялось, обычно — на следующий день. Это позволяло замалчивать бесславные события или пропускать их через сито большой и малой цензуры. До ЭПАСа живое телевидение практически отсутствовало.

Программа ЭПАС существенно повлияла на разные аспекты советской космонавтики. Особенно разительные перемены относились к освещению самого космического полета. Надо отдать должное американцам: они сделали почти невозможное. Нельзя сказать, что после этого железный занавес оказался разрушенным, однако в нем пробили брешь, и хотя после ЭПАСа она снова затянулась, полностью вернуться к старому стало невозможно.

Начиная с апреля 1972 года НАСА методично и последовательно расширяло связи ЭПАСа со средствами массовой информации. С обеих сторон выделили специальных людей, организовали дополнительные подгруппы, ответственные за этот раздел совместной деятельности, и даже разработали специальный документ ЭПАС 20050 под названием «План информации общественности» в двух частях, одна из которых посвящалась этапу подготовки, другая — самому полету. Первую часть плана согласовали после длительных и трудных дебатов в конце 1973 года и руководствовались им, освещая переговоры, совместные испытания и другие события. Вторую часть подписали только 10 июля 1975 года, за пять дней до старта.

За несколько дней до пуска «Союза» наш андрогинный АПАС решили выставить сразу в двух местах: на представительском балконе ЦУПа и в пресс–центре, организованном в гостинице «Националь», в самом центре Москвы, почти рядом с Кремлем. Он действительно пришелся там ко двору: установленный в холле, рядом с залом для пресс–конференций, действующий механизм притягивал внимание корреспондентов и других участников, не раз инициируя импровизированные митинги и провоцируя интервью. Непросто оказалось поднять АПАС на второй этаж гостиницы. Пришлось втаскивать его через черный ход, заднюю дверь и лестницу и даже через кухню ресторана.

Во все времена новое с трудом пробивало себе дорогу и не всегда входило через парадный подъезд. Это последнее препятствие не было самым сложным, но сколько бы трудностей мы ни преодолели, больших и малых, объективных и наносных, все они в конце концов остались позади. Впереди было главное испытание — полет.

«… На стянутый крюк, и чтобы стыковка не подвела!» — мы пели это иногда так, усиливая самого Высоцкого, который не успел написать ни о космонавтах, ни о стыковке, хотя и собирался. А жаль!

Американцы называют полет в космос миссией. В русском языке это слово используется намного реже, только тогда, когда надо подчеркнуть важность, высокое предназначение какого?то поручения для важной правительственной делегации, посылаемой в другую страну, например. Путешествие в космос мы обычно называем более обыденным термином — полет, хотя любой полет, тем более, космический, не может быть обыденным. Полет, как в атмосфере, так и за ее пределами, требует подготовки, собранности, точности действий от начала и до конца. Он не прощает ошибок. Полет в космос в июле 1975 года стал миссией в полном смысле этого слова, непредсказуемой и опасной.

В соглашении, подписанном премьером Алексей Николаевич Косыгиным и президентом Ричардом Никсоном в мае 1972 года, сказано:"Осуществить полет космических кораблей"Союз"и"Аполлон"в 1975 году". Советской космонавтике было не свойственно такого типа планирование. Через несколько месяцев на встрече технические директора проекта выбирали дату старта. Разговор протекал примерно в таком ключе: Ланни настаивал назвать точный день и объявить об этом в средствах массовой информации. Бушуев неохотно соглашался, подобная точность и заблаговременность его, наверное, пугали. Советский директор старался на всякий случай держаться"золотой середины", американский продолжал настаивать: середина 70–х — значит 1975 год, середина года — значит июль, середина месяца — значит 15. Так выбрали дату запуска кораблей: 15 июля 1975 года.

Может быть, это покажется странным, но все происходило именно так.

Нельзя сказать, что"компромиссно–научный"подход оказался очень удачным. Середина июля — самое жаркое время года на Байконуре и период частых гроз на мысе Канаверал, но об этом, видимо, не думали тогда, когда до полета было еще так далеко.

Позже определили время старта обоих кораблей. Этим важным параметром занимались уже профессионалы — наши и американские баллистики, то есть специалисты, рассчитывающие траектории полета в пространстве и во времени, определяющие все параметры космических орбит. В своих расчетах они учитывают столько требований и условий, что иногда кажется невероятным, как вообще сходятся"концы с концами", как удается удовлетворить всем условиям взлета, стыковки и посадки (и только в светлое время), в штатных и нештатных ситуациях.