Читать онлайн «Вацетис — Главком Республики». Страница 42

С первых дней вступления в должность Вацетис предпринимает большие усилия для перелома обстановки в нашу пользу Он хочет задержать передвижение и сосредоточение чехословацких войск путем разрушения железнодорожного полотна бомбами, сбрасываемыми с самолетов. В рапорте в Наркомат по военным делам, подписанном 20 июля, он просит усилить Восточный фронт самолетами: «При том разложении, в каком находится наша пехота, мы должны прибегать ко всем прочим средствам борьбы против чехословаков. Чехословаки пользуются широко железными дорогами, перебрасывая войска по всему фронту. Необходимо против этого принять энергичные меры. Одной из таких мер является разрушительное действие бомб с аэропланов. Латышских летчиков я уже вызвал. Прошу выслать еще двенадцать аппаратов из русских авиагрупп, которые направить на ст. Рузаевку…»{96}

Хотя И.И. Вацетис и был главнокомандующим фронтом, но что он мог сделать за несколько дней. А противник между тем действовал активно и дерзко. В итоге 22 июля им был захвачен Симбирск, а 25 июля — Екатеринбург. Не снимая с себя части вины за падение Симбирска, И.И. Вацетис в подробном докладе в Высший военный совет и Наркомат по военным делам стремится объективно разобраться в причинах этого события.

«К моему приезду на фронт все армии находились в отступлении.

Муравьевская авантюра расстроила фронт армий и штаб фронта, последнее чувствительно сказывается в настоящее время на правильном управлении армиями.

Наши армии не имеют кавалерии, противник же имеет ее в лице казаков. При отходе наших армий конница противника постоянно угрожает обходом флангов, ударом в тыл и разрушением наших сообщений. При подобной обстановке шансы борьбы на стороне противника. Планомерное отступление обращается в бегство и в бедствие.

В таком положении очутилась наша 1-я армия, отступавшая от бугульминского направления на Симбирск. Отступление было непланомерное, походило на панику: бросали орудия, броневой поезд, войсковое имущество, несмотря на то, что никакой особенной опасности не было, за исключением появления конницы противника на наших флангах и в тылу. Другие группы 1-й армии, действующие от Инзы на Сызрань и от Пензы на Сызрань, по-видимому, крепнут».

Иоаким Иоакимович, несмотря на свою горячую приверженность и любовь к латышским стрелкам, в данном случае не стал выгораживать их «нехорошие» дела, не стал защищать «честь мундира». Так, он прямо, без обиняков, называет предательскими действия 4-го латышского полка: «Находившийся в резерве 1-й армии 4-й латышский стрелковый полк вел себя предательски; этот полк не исполнил моего боевого приказа от 20 июля — выступить из Рузаевки в Симбирск и заблаговременно заняться укреплением этого города, чтобы он не мог бы захвачен противником из рук ослабевших частей 1-й армии.

Симбирск пал 22 числа сего месяца в 2 часа дня и только вечером 23 числа я получил донесение командира 4-го латышского стрелкового полка, что головные части полка выступили из Рузаевки. На мой приказ 4-му латышскому полку выступить из Рузаевки в Симбирск я получил от командира этого полка резолюцию массового собрания о том, что солдаты постановили отправиться в глубокий тыл на отдых. Полк так и не выступил. Тогда я приказал выступить в Симбирск командиру полка, комиссару полка, полковому комитету, всему командному составу, фракции коммунистов и всем честным солдатам, не потерявшим стыд и совесть. В общем набралось 173 человека выступающих. В ответ на этот приказ командный состав подал командиру полка заявление об отказе от занимаемой должности. Я категорически запретил это. Но означенные 173 человека тоже не выступили в Симбирск, а вступили в торг с массой, вместе с которой они и выступили из Рузаевки на Инзу лишь вечером 23 июля после того, как в массе была произведена чистка.

4-й латышский стрелковый полк ответственен за падение Симбирска. Будь он своевременно на месте, то Симбирск был бы до сих пор в наших руках.

Симбирск был захвачен конницей белогвардейцев обходом с тыла с запада, причем бывшие в Симбирске войска наши сопротивлялись очень слабо.

У белогвардейцев было 300 коней и четыре орудия, наши же силы были гораздо многочисленнее, но без дисциплины и привыкшие к произволу и трусости.

Наши солдаты выбирались из Симбирска заблаговременно вместе с комиссарами и членами губисполкома.

Симбирская группа войск вместе с губисполкомом бежала сначала в Буинск. Члены губисполкома приехали в Казань ко мне с докладом, как они говорят. Войска же Симбирской группы потянулись за ними тоже в Казань по дороге Буинск — Казань.

Депутация губисполкома отправлена мною обратно под Симбирск для сбора войск, а против бродяг, идущих в Казань, мною приняты строгие меры организации.

Отдан приказ взять обратно Симбирск…»{97}

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги — гласит мудрая народная пословица. В том же докладе И.И. Вацетис сообщает, что для оказания помощи Симбирску он еще 20 июля приказал выдвинуть из Казани отряд Трофимовского в 350 чел. при двух орудиях, двух аэропланах и 100 конях. Этому отряду было приказано спуститься на пароходе по Волге до Тетюшей и действовать в тылу противника, продвигаясь в направлении ст. Бряндино. Такую же задачу несколько ранее получила и рота мадьяр (венгров).

Однако отправить эти части на выполнение полученной задачи удалось только вечером 23 июля (спустя более суток после захвата Симбирска белыми. — Н.Ч.). Как сообщает И.И. Вацетис, «пока удалось собрать артиллерию, мазут, аэропланы, прошло три дня. В воскресенье артиллеристы отказались нагружать орудия, ссылаясь на то, что праздник. Чтобы получить топливо для парохода, пришлось затратить два дня».

А еще в этом докладе И.И. Вацетис жалуется на возмутительное, по его мнению, поведение руководства 4-й (Особой) армии (командующий А. А. Ржевский), которое на приказ главнокомандующего фронтом о переходе 21 июля в наступление ответило, что армия не готова к этому (Оказывается, «неохота» исполнять боевые приказы существовала не только на полковом уровне, но и в армейском звене.) Для разбора этого вопиющего случая неисполнения боевого приказа РВС фронта направил в 4-ю армию П.А. Кобозева. В результате командарма А.А. Ржевского пожурили, но оставили на месте, и он почти до середины сентября 1918 г. руководил этой армией.

Картина в войсках фронта была безрадостной, и Вацетис честно и откровенно докладывал об этом в Москву. «Я считал своим долгом остановиться на означенных трех эпизодах (потеря Симбирска, неисполнение боевого приказа 4-м латышским стрелковым полком, разруха в Казани) для того, чтобы правдиво обрисовать правительству состояние наших военных и боевых ресурсов. И те, и другие в решительную минуту дают отказ, не дают возможности доводить боевую работу до должного напряжения.