Читать онлайн «П. А. Кулиш. Биографический очерк». Страница 8

Но хотя такие взгляды Кулиша были несомненною ошибкою, — все же их нельзя назвать, как это делали, изменою своему прошлому, а лишь переменою исторических взглядов. Появление “Крашанки” ухудшило дело.

Живя в 1882 году в Галиции, во Львове, Кулиш возымел мысль помирить между собою галицких поляков и украинцев. Намерение было прекрасное, так как международная вражда обеих народностей обеим же приносила вред, а особенно малоросам. Кулиш вошел по этому поводу в личные сношения с некоторыми польскими деятелями, между прочим с Крашевским, и издал памфлет “Крашанка” с целью доказать, что полякам в Галиции не следует притеснять малоросов, а последним необходимо забыть прежние обиды, так как не только поляки делали зло малоросам, но и наоборот. Но призывая к этой прекрасной цели, автор сделал несколько ошибок. Первая заключалась в том, что он принимал во внимание только свидетельства польских исторических источников, отвергая малорусские, как пристрастные, и забывая, что и польские не могли быть иными, так как принадлежали тоже заинтересованной стороне. Странным также являлось допущение, что широкие народные движения, как например восстание всего народа, могут возникнуть вследствие выдумок духовенства и кобзарей; массы идут по собственной воле на смерть только при том условии, если их положение является для них тяжелее и страшнее риска смерти и самой смерти. Наконец забывалось, что малорусское восстание являлось протестом не только порабощаемого народа, но и порабощаемой национальности. Благодаря этим ошибкам, картина прежних отношений малоросов и поляков вышла в значительной степени ложною, и книжка не только не помогла примирению, но еще более усилила взаимное раздражение, дав повод перебирать старые исторические счеты.

До сих пор мы рассматривали перемены только в исторических взглядах Кулиша. Эти перемены вызвали наибольшее к себе внимание и наиболее ожесточенную полемику, хотя и не так резко изменились, как казалось с первого взгляда. Гораздо более резкий поворот произошел во взглядах Кулиша на народную массу и на роль интеллигенции в культурном развитии этой массы.

Уже из сказанного отчасти видно — в каком направлении произошел этот поворот. Остановимся теперь подробнее на этом вопросе.

Взгляды Кулиша в первую половину его деятельности на народ и интеллигенцию выразились во многих его статьях, печатавшихся в “Основе”, а главным образом в его “Лыстах с хутора” (1861). Кулиш относится в них в высшей степени скептически к существующей цивилизации: он называет ее “мизерною” и говорит: “цивилизация, говорят, ведет человека к счастливому существованию. А что, если нет?” Такое отрицательное отношение к имеющейся налицо цивилизации объясняется тем, что она создала совершенно ненормальное положение на родине автора. Население края резко разбилось на две группы: горожан и жителей села. Издавна грамотные горожане отреклись от сельского неграмотного люда и его языка и следуют за небольшою группою людей, стоящею одиноко среди масс темного народа. Эти люди создали себе свой язык, свою культуру, понятные только им самим, и бросили на произвол судьбы лишенные всякого просвещения миллионы. Они, правда, иногда обращаются к этим миллионам, но лишь для того, чтобы рекомендовать им блага городской цивилизации. А между тем эта цивилизация представляет лишь образчики крайнего развращения и эксплуатации слабого сильным; там — “людськи сльозы квартами миряють” (Осн. 1861, I, 313), там существует только презрение к труженику-земледельцу и наслаждение роскошью: “гордятся своими архитектурными сооружениями, живописью, театром, музыкою и поэзией, а того не поймут, что все это блестящее искусство служит наиболее человеческой гордыне и роскоши и что уж не народ управляет художниками, а блестящая кучка легкомысленных людей, знающих только восторги ничтожной неги и не понимающих восторгов великого труда, кровавого пота для человеческого блага” (Осн. 1861, II, 230); там и то, что должно служить свету, — школа, литература, — в сущности служит тьме, отрывая сельского человека от его семьи и народа и приобщая его к этой гнилой цивилизации. Наоборот, среди сельских масс сохранилось здоровье тела, чувства и ума, сохранилась истинная нравственность и гуманность. Сообразно этому и созданная сельским народом устная литература является продуктом боле здоровым, чем литература городов. “Народная поэзия никогда не оправдывает беззакония; никогда не льстит низким страстям сильного, никогда не ругается над несчастьями и страданиями. Народная муза полна разума и милосердия”. (Осн. 1861, I, 164-165). Кулиш рекомендует жителям села остаться пока при этой словесности и при немногих произведениях молодой малорусской литературы, как напр. Шевченко и Квитки; но как книгу книг, как основу жизни — он рекомендует лишь одну книгу — Евангелие. Евангельские принципы должны быть строго проведены в жизнь, и когда это будет сделано, тогда исчезнет и социальное, и экономическое неравенство. Об этом нужно заботиться, а не о приобщении себя к городской цивилизации. “Пусть бы и не процветали великие искусства; пусть бы не было ни Парфенона, ни церкви Петра; пусть бы все население земного шара не вышло из сельского состояния (нехай бы вся земля селом стояла), — что за беда? Лишь бы людям не тяжело было на свете жить!” (Осн. 1861, II, 230). Часть Америки ушла вперед по пути цивилизации, но это только потому, что она прежде совершила то, что нам еще нужно совершить. “Когда придет то время, что из хат, а не из палат начнут появляться великие судьи искусства, науки, да и самой правды человеческой”, — тогда и у нашего народа будет своя цивилизация. А пока ему лучше, не идя на погибель, оставаться в своей грубой коре, но сохранять свежесть и чистоту ума и чувства и свое «я». Это, однако, не означает отречения от просвещения, но только то, что просвещение должно быть истинным: пусть знают Шекспира и иностранные языки, но пусть будут людьми, а не “паненятами”: ограничивают свои потребности, ходят в простой одежде и трудятся над добыванием хлеба.

Таковы были взгляды Кулиша по данному вопросу в первый период его деятельности, — они действительно изменились до противоположности во втором периоде её.

Прежний защитник восстававшего за свою свободу народа является теперь горячим сторонником тех, кого сперва называл поработителями — польско-украинских панов, возмущавшийся прежде словами старинного стихотворца Климентия, называвшего непокорных мужиков бунтовщиками (Осн. 1861, I, 163), теперь сам ничего не видит в прошлых движениях малорусских народных масс, кроме своеволия и бунта. “Народная муза, полная разума и милосердия”, уступила место разгульной и дикой музе пьяных кобзарей, поджигающих, во время бражничанья в шинках, толпы лентяев и своевольников против благодетельствующего им культурного шляхетства. Такими были эти толпы прежде, такими и до сих пор остаются. Народ — азиатски некультурная дикая масса, лишённая, вследствие своей дикости, чувства справедливости и гуманности. Как прежде истинные поборники культуры — польско-украинские паны — имели право силою сдерживать варварские порывы этой массы, так и теперь истинным представителям интеллигенции принадлежит право насильственно культивировать эту массу. Таково впечатление, производимое многочисленными историческими статьями второго периода деятельности Кулиша, а также его стихотворными сборниками “Хуторна поэзия" и “Дзвин” и драмою “Байда”. Мы передаем только основной тон последних его работ, уклоняясь от цитирования произведений, при чтении которых (как напр. многих стихотворений из сборника “Дзвин”) тяжело становится на душе — столько в них презрения к народным массам, возвеличивания насилия и страстно-недоброго отношения ко всем несогласно думающим с автором... Правда, Кулиш признает (см. его полемику с г. Павликом) существование экономической необеспеченности народных масс, но полагает, что улучшение их благосостояния произойдет путем гуманных филантропических уступок со стороны состоятельного командующего класса [16].