Читать онлайн «Ампер». Страница 21

Этот превосходный и преданнейший друг тщетно указывал на все те бедствия, которым Ампер себя подвергает.

Было решено, что молодая чета будет жить вместе с родителями жены. Ампер согласился на это, как и на все остальное. Но с первого же дня брака он оказался действительно в нелепом положении. Его жена об'явила ему, что она отнюдь не намерена иметь детей. Тщетно пытался он пробудить в ней хотя бы какое-нибудь нравственное чувство. Он мог вполне убедиться, что самые элементарные нравственные понятия его жена считала уместными лишь в романах, самые нежные естественные чувства — слабостями, которые она презирала, а необузданное тщеславие — единственной добродетелью, которая ей нравилась. Ампер должен предать вечному забвению все, что ему было сказано этой женщиной раньше. Он надеялся, однако, что еще сможет пробудить в ней лучшие чувства; по отношению к ней он не употреблял другого языка, кроме языка самой искренней преданности и самой нежной любви. Некоторое время ему казалось, что заботами и вниманием он кое-чего добился. Но когда госпожа Ампер почувствовала, что она будет матерью, она осыпала своего мужа оскорбительными упреками, отделилась от него и поселилась в комнате своей матери. Ампера перевели в кабинет во втором этаже. Вскоре он стал видеть свою жену лишь за обедом. Письма матери, адресованные Амперу, распечатываются. Его принуждают написать матери, что она слишком часто напоминает о себе и что оплата всех этих писем — бесполезная трата… Госпожа Пото простерла свою тиранию до того, что запретила слугам принимать тех, кто приходил повидать Ампера в дни, когда он не покидал кабинета; слуг, нарушивших это приказание, грозили немедленно же уволить.

Уже больше шести месяцев он выносил этот ужас. Наконец, очередное оскорбление со стороны господина Пото вынудило Ампера сделать некоторые, самые умеренные возражения. Его жена воспользовалась этим случаем, чтобы окончательно сбросить маску, — она заявила, что если он не чувствует себя счастливым, то должен совсем убраться из дома. С этой минуты, в течение шести недель, Ампер встречался с ней только за столом. Она упорно не отвечала ему, не делала никакого движения, ни даже кивка головой в ответ на его приветствия. Наконец, она нарушила молчание и, обращаясь к своему отцу, произнесла следующие подлинные слова: «Мосье не должен был бы заставлять повторять ему дважды предложение убраться из дому. Нужно быть малодушным, чтобы здесь оставаться». Ампер чувствует себя не столько покоренным, сколько измотанным. За неделю до рождения ребенка он покидает дом родителей жены, чтобы поселиться в комнате, предложенной ему министерством внутренних дел господином Шампаньи в своем отеле. Здесь 6 июля 1807 года он узнал через портье министерства о рождении дочери Альбины»…

Вряд ли нужно цитировать дальше это описание буржуазной мерзости и расчетливости.

Последовавшие за окончательным разрывом события добавили много тяжелого горя в личную жизнь Ампера.

Гению научного мышления, воздвигшему великолепное здание электродинамики и многим обогатившему другие науки, не суждено было построить личное счастье.

Десятилетие с 1808 по 1818 год — бурлящее политическими событиями время. Перекраивалась карта Европы, создавались и падали новые, шатались старые троны. Революционную Францию сменила империя Наполеона, а затем у власти стали посаженные штыками союзников Бурбоны, «которые ничему не научились и ничего не позабыли».

Предельно ясны грани, отточенные классовыми интересами.

В это время Ампер живет своеобразной, насыщенной, хотя и небогатой внешними проявлениями интеллектуальной жизнью. Он занимается разрешением тех проблем, которые выдвигает его время, развивает идеи, которые носят неизгладимую печать этой бурной эпохи. Он занимается всем тем, что актуально, что приковывает к себе внимание. Ампер разбрасывается, но его гений настолько велик, что он делает блестящие открытия в разнообразнейших областях, и прежде всего — в химии.

Конец XVIII — начало XIX века ознаменовались решительным поворотом в развитии химии. В работах Лавуазье и в оставшихся малоизвестными западно-европейским ученым работах великого Ломоносова были заложены новые основы химии. На место старой флогистоновой химии встала новая химическая наука.

В 1777 году Лавуазье установил полную аналогию между горением и окислением. Он выдвинул и подчеркнул центральную роль кислорода в процессах горения. Он установил, что тела горят лишь в чистом воздухе, что воздух при сгорании расходуется и прибыль в весе сгоревших тел равна убыли в весе воздуха. Горючее тело, соединяясь с «чистым» воздухом (кислородом), обычно переходит в кислоту а металлы — в основные окислы. Из этих открытий возникла его теория кислот и — что еще важнее — закон сохранения вещества.

Со времени Лавуазье закон сохранения вещества находится в центре внимания новой химической науки, и весовой метод получает самое широкое применение как при решении научных вопросов, так и в технических и технико-экономических проблемах. Этим был заложен фундамент новой химии.

Параллельно шла работа по созданию строгой научной номенклатуры.

Революция, пред'явившая к науке новые требования, вызвала блестящий расцвет и в области химии. Беление тканей хлором, открытое Бертолле, новый способ получения соды, изобретенный Лебланом, работы Фуркруа, — обогащают химию и техническую практику. Молодое поколение французских ученых, вышедших из Политехнической школы, выдвигает целый ряд замечательных химиков. Экспериментальные открытия сыпались, как из рога изобилия. Вопросы химии привлекают к себе напряженное внимание ученых всех стран. Во Франции новые идеи Лавуазье были прежде всего восприняты математиками и физиками и только позже крупнейшими химиками.

Ампер не мог не увлечься этой областью науки, тем более, что еще в Лионе и Бурге он изучал работы Лавуазье и сам преподавал химию. Он первый указывает на аналогию между элементами фтором и хлором, работает над принципами классификации химических элементов. Важнейшей же его работой в области химии были исследования, в которых он углубил и развил атомистическую теорию.

Выдвинутое еще в глубокой древности Демокритом учение о том, что все вещи состоят из мельчайших неделимых частиц — атомов, было применено к химии замечательным английским ученым Джоном Дальтоном. В 1808 году он опубликовал свое открытие в сочинении «Новая система химической философии». Исходя из того, что все вещества состоят из атомов — мельчайших частиц материи, обладающих определенным постоянным весом, — Дальтон пришел к выводу, что если два химических элемента образуют между собою не одно, а два или большее число соединений, то различие их состоит в том, что на один атом одного элемента приходится в этих соединениях различное число атомов другого элемента. Отсюда легко сделать важное заключение, если перейти к весовым отношениям. Это заключение гласит: весовые количества одного элемента, приходящиеся на одну весовую часть другого, относятся между собою, как простые кратные числа соответственно числу атомов, вступивших между собой в соединение. Но «закон кратных отношений», установленный Дальтоном, страдал существенным недостатком: определяя относительное число атомов в каких-либо соединениях, он не давал никакого критерия для определения их абсолютного числа. Гипотеза Дальтона оказалась также неприменимой к законам, установленным французским ученым Гей-Люссаком, об отношении об'емов реагирующих газов и газообразных продуктов реакции. Защищая свою гипотезу и не имея возможности увязать ее с законами Гей-Люссака, Дальтон выступил против Гей-Люссака. Только работы Авогадро и Ампера внесли ясность в проблему атомистического обоснования химии. В 1811 году Авогадро и около этого же времени Ампер выдвинули, независимо друг от друга, гипотезу, которая стала одним из краеугольных законов физики и химии. Эта замечательная гипотеза, столь же смелая, как и простая, была строго доказана и подтверждена только в значительно более позднее время. Она гласит: в равных об'емах всех газов содержится при одинаковых условиях равное число молекул. Нам известно теперь это число: для одного кубического сантиметра газов оно примерно равно единице с девятнадцатью нулями. Если вспомнить, что размеры атома ничтожно малы, — его диаметр имеет величину порядка одной стомиллионной доли сантиметра, что пересчитать атомы непосредственно, конечно, нельзя как в силу ничтожных размеров, так и в силу грандиозного числа их в единице об'ема, то станет очевидной смелость и решительность гипотезы Авогадро и Ампера. Но гипотеза эта, хотя она и разрешала все трудности, связанные с применением теории Дальтона к законам Гей-Люссака и открытиям других химиков, не получила признания современников. Это об'ясняется, может быть, тем, что новая гипотеза исходила не от химиков-экспериментаторов, а от теоретиков, которые делали свои выводы на основании готовых чужих опытов. Против гипотезы Авогадро и Ампера выступили, между прочим, Дальтон и Гей-Люссак, хотя они и критиковали ее с различных позиций.