Читать онлайн «Бируни». Страница 65

Серьезные сомнения вызывает и религиозная подоплека завоевательных рейдов Махмуда в Индию и другие сопредельные страны. «Религиозные войны Махмуда, — указывал тот же В. В. Бартольд, — вполне объясняются его стремлением овладеть богатствами Индии, и видеть в них проявление религиозного фанатизма нет никаких оснований».

Таким образом, как за показным благочестием Махмуда, так и за его войнами с неверными стояли мотивы политического и корыстного характера. Но именно эти мотивы Махмуд и стремился замаскировать, скрыть любыми способами, прекрасно понимая, что лишь роль безупречного рыцаря ислама делает авторитетной и незыблемой его политическую власть.

Придворные поэты отлично знали, за что им платят. Их усилиями постепенно создавался тот героический образ Махмуда, который позднее проник в исторические своды, но в действительности имел со своим прототипом весьма мало схожих черт. «Пожелал бог, чтобы он стал повелителем мира, — писал один известный ноет. — От того, чего желает бог, бежать нельзя».

Бируни с детства любил поэзию, знал наизусть множество касыд и даже сам сочинял стихи. Несколько написанных им бейтов включил в свой «Словарь литераторов» историк XIII века Якут ал-Хамави, по крупицам собиравший жемчужины средневековой арабской словесности. Этот факт сам по себе заслуживает внимания, хотя сколько-нибудь значительным поэтическим даром Бируни, безусловно, не обладал.

Зато в поэзии он разбирался отлично и даже написал ряд специальных филологических работ: комментарий к стихам арабского поэта IX века Абу Таммама, трактат о рифмах Абу Таммама и исследование о смысле некоторых метафор в творчестве средневековых арабских поэтов. Абу Таммам, автор классической антологии «Книга доблестей», был, судя по всему, особенно чтим Бируни. В не меньшей мере он ценил бедуинского поэта VIII века Зу-р-Румму и крупнейшего поэта арабов Мутанабби, с похвалой отзывался и о других авторах, чьи имена в его время, по-видимому, пользовались популярностью, но впоследствии потускнели, померкли и отодвинулись на периферию арабской литературы.

Ценил и понимал Бируни и поэзию на дари, ставшем языком художественной литературы в X веке при Саманидах. На дари создавали свои стихи и поэты газневидского круга — на службе у Махмуда их было около тридцати человек. Некоторые средневековые источники утверждают, что поэтический цех Газны насчитывал 400 поэтов, но такие сообщения не следует понимать буквально — хорошо известно, что цифры 40 и 400 часто используются на Востоке просто для обозначения множества.

Стихотворцы Газны были объединены в особый поэтический «диван». Во главе «дивана» стоял назначавшийся султаном «царь поэтов». У «царя», которому все придворные поэты подчинялись так же, как вассалы подчиняются сеньору, было много весьма хлопотных обязанностей. Одной из главных его забот была цензура — строгий отбор стихотворений, представлявшихся собратьями по цеху для оглашения во время больших дворцовых собраний — «дарбаров». Тонко чувствуя малейшие нюансы политической конъюнктуры, «царь поэтов», или мастер, придирчиво следил, чтобы ни в строках зачитываемых на «дарбарах» поэм, ни между строк не просочилось ничего предосудительного, и если такое случалось, он собственной рукой безжалостно вымарывал сомнительные бейты, дописывая от себя то, что считал необходимым. Без ведома и согласия «царя» ни один новичок, будь он хоть семи пядей во лбу, не мог быть зачислен в «диван» придворных поэтов. Важной обязанностью мастера было обучение молодых поэтов, которое иногда затягивалось на долгие годы.

«Лишь после овладения арабским и всеми премудростями науки, — писал о подготовке начинающего поэта советский востоковед Е. Э. Бертельс, — его начинали обучать искусству стихосложения. Кроме теории поэзии — метрики, рифмы, учения о поэтических фигурах, огромное внимание уделялось широчайшему ознакомлению его с современной и старой поэзией, развитию памяти. Начинающий поэт мог пробовать собственные силы лишь после того, как заучит наизусть 20 тысяч бейтов старой поэзии и 10 тысяч новой… Немалую роль в обучении поэта играла музыка. Стихи в то время пелись или наподобие романса, или речитативом в сопровождении музыкального инструмента».

Основным жанром придворной поэзии был панегирик. Лишь за яркое и написанное ко времени славословие в адрес султана или находившегося в фаворе вельможи поэт мог рассчитывать на щедрое вознаграждение. Наряду с хвалебными одами поэты газневидского круга создавали талантливые, наполненные живым человеческим содержанием любовные газели, проникновенные элегии о быстротечности жизни и превратностях судьбы, а также характерные для среднеазиатской литературной традиции лирические описания времен года.

«Царем поэтов» в Газне с 1022 года был Унсури из Балха, чуть ниже его в поэтической «табели о рангах» значились Фаррухи и Минучихри. Были в Газне и другие весьма яркие и талантливые поэты, но именно эта троица, пожалуй, наиболее представительно отражала особенности газнийского поэтического «дивана», унаследовавшего лучшие черты знаменитой бухарской школы и окончательно утвердившего целый ряд самостоятельных жанров в поэзии на языке дари.

Первые двое были почти ровесниками Бируни и примерно в одно время с ним попали в Газну. Его знакомство с ними не вызывает сомнений, а с Унсури он, возможно, даже находился в дружеских отношениях. Минучихри был значительно моложе и в Газну прибыл позднее, после смерти Махмуда.

Унсури создал множество блестящих стихотворений и поэм во всех жанрах, но особенно прославился своими панегириками — проникновенными, эпически-мощными, пронизанными историческими ассоциациями и параллелями. Он числил себя учеником великого Рудаки, но с горечью признавал, что превзойти учителя ему так и не удалось. В отличие от Рудаки политик в нем преобладал над лириком — первым введя в поэтический оборот представление о том, что султан обладает властью, дарованной богом, и неподчинение этой власти равносильно неверию, Унсури стал одним из фаворитов Махмуда, постоянно находился при нем и даже сопровождал его в походах. В своих стихах он утверждал ту же линию, которую Махмуд проводил в политике и благодаря этому весьма быстро нажил огромное состояние. «Слыхал я, что Унсури сделал из серебра подставку под котел, а из золота сделал столовую утварь», — с завистью писал поэт Хакани.

Не меньшей славой пользовался в Газне другой крупный поэт — Фаррухи. Сын мелкого провинциального чиновника, он сделал при дворе Махмуда блестящую карьеру — благодаря своему яркому таланту и виртуозной игре на музыкальных инструментах он стал одним из самых удачливых торговцев на газнийском «базаре красноречия». Успех и богатство опьяняли его, и, как многие отмеченные фортуной простолюдины, он искренне гордился тем, что может держаться на равной ноге с влиятельными сановниками. «Друзья мои — вельможи, — похвалялся Фаррухи в одной из касыд, — а зовусь я поэтом; я — поэт, но общаюсь только с вельможами».