Читать онлайн «Солдаты империи: Беседы. Воспоминания. Документы». Страница 102

Вспомнив изучаемый некогда в школе и институте английский язык и положив рядом словарь, я постигал эту книгу. В одной из глав повествовалось о внезапном ударе германских военно-воздушных сил по советским аэродромам 22 июня 1941 года. Уничтожены сотни и сотни советских самолетов в один день, из них большая часть сожжена на земле. Однако 322 наши машины были сбиты в воздушных боях. Немецкие потери – 35 самолетов…

В книге это объясняется не тем, что многие наши самолеты были устаревшими, а неправильной тактикой ведения воздушного боя, применяемой Советскими ВВС. Она губительно господствовала до тех пор, пишет автор, пока русский старший лейтенант не изобрел новые приемы, которые изменили ситуацию в небе в пользу русских. У него появилось более сотни

последователей, ставших настоящими асами. Его звали Александр Покрышкин.

В книге помещена фотография с такой надписью: «Возвратившийся со «свободной охоты» на войне советский ас полковник Александр Покрышкин в окружении других офицеров. Звезды на покрышкинской «Аэрокобре Р-39», построенной в США, означают 55 его побед».

Американцы не упустили случая подчеркнуть, что советский летчик воевал на их машине. Известно также, что президент Рузвельт наградил Покрышкина Золотой медалью Конгресса США и назвал его лучшим летчиком мира…

А у меня в детстве был другой снимок легендарного аса. В поселке Рышкановка под Кишиневом в синей молдавской мазанке тусклый свет низкого оконца полировал круглую лакированную рамку, на которую мама приклеила вырезанные из фронтовой листовки «Прочитай, передай товарищу!» изображения трех геройских звезд, обвитых лавром. Сам Покрышкин был незастеклен и не отсвечивал, а все время гордо смотрел вверх, сквозь потолок, в небо.

Что бы сейчас ни говорили, то было время героев, а талантливые «себе на уме» и «чего изволите» объявились для меня гораздо позже. Позже тех дней и вечеров на земле Молдавии. Как я потом узнал, в молдавском небе Покрышкин уже на второй день войны «завалил» первый фашистский самолет, а вскоре и сам был сбит.

С Александром Ивановичем я познакомился в зале Кремля на XVII съезде комсомола. Подошел, подарил ему свою книжку, где были стихи о героях России, о нем:

А кто они были, а кто они были? Такие же люди, любили и пили…

Мало пили. Некогда было пить на фронте,- сказал Покрышкин.

И мне стало неловко за свои наивные строки. А через два года, в 1976-м, мы уже говорили как старые знакомые.

Ты позвони мне и приезжай в Тушино, вместе полетаем, – сказал немногословный Покрышкин. В ту пору он руководил нашим ДОСААФом. А я н‹?: соби

рался и откладывал: то дела, то просто внутреннее стеснение. Со многими неслабыми летчиками доводилось мне посидеть рядышком и за штурвалом, но летать с самим Покрышкиным! Дооткладывался…

Не такой у меня характер, чтобы о чем-то жалеть, но вот это не могу себе простить.

Когда он ушел на пенсию, мы еще не раз встречались – и на даче в Жуковке, и в гостях у его соседа по даче В. М. Молотова. Об одной из таких встреч я хочу рассказать подробнее. Было это 19 мая 1984 года.

На веранде рядом с Молотовым Александр Иванович Покрышкин и его жена Мария Кузьминична. Сели за стол обедать. Сперва было налито сухое вино. Покрышкин поморщился. Появился коньяк. Покрышкин смотрит групповой снимок летчиков-героев.

Этого нет, этого нет, этого нет, этого нет. Дзу-сов умер. Братья Глинки. Обоих нет. Этот здоровый, пил, курил… А этот не пил и не курил – рак.

Я ведь тоже на фронте была всю войну! – говорит Мария Кузьминична.- Так что перед вами гвардии рядовой… Нет, сержант я, сержант- в высоком звании.

А что, – говорит Молотов, – у солдат каждое звание имеет очень большое значение. Здоровье как? – спрашивает он у Покрышкина.

Да война, знаете…

У него спина болит, – отвечает за мужа Мария Кузьминична,- потому что во время войны его сбивали, он же падал прямо в лес с самолетом, у него поврежден позвоночник. А потом он перенес две очень тяжелые операции. Мы на Покровского молимся. Врачи сказали, что это война.

Ты стреляешь, по тебе стреляют. Перегрузки большие. Сознание теряешь. Так четыре года, – кратко поясняет Покрышкин.

С первого до последнего дня! – добавляет Мария Кузьминична.

Спрашиваю у Покрышкина о воздушных боях.

Зафиксированных боевых вылетов у меня около семисот. Воздушных боев больше полутораста.

И пятьдесят девять самолетов сбили лично,- добавляю я.

Ну эю засчитанных. Был приказ в сорок первом году: засчитывать, когда наши пехотинцы подтвер

дят. Потом фотокинопулемет. Что, немцы нам подтвердят?

А сколько всего вы сбили?

По памяти – сбил девяносто машин, – говорит Покрышкин. Официально – пятьдесят девять, а остальные ушли в счет войны…

Зашла речь о тех, кто руководил войной. Покрышкин сказал:

Я выращен Сталиным и считаю, что, если бы во время войны нами руководили слабые люди, мы бы войну проиграли. Только сила, ум помогли в такой обстановке устоять. – К Молотову: – Это вы сделали. И внесли большой вклад. Всегда мы вас ценили…

Я никогда не был в Гори, – продолжал Покрышкин.- Приехали в воскресенье. Музей закрыт. Для меня открыли. Я, конечно, ожидал большего. Посмотрел все, в том числе и комнату с подарками Иосифу Виссарионовичу в день 70-летия. Я был членом комиссии, помню совещания по проведению 70-летия, участвовал, когда принимали подарки со всего мира…

Дали книгу отзывов. Я пишу: «Преклоняюсь перед величием революционера, вождя, под руководством которого мы строили социализм и разгромили немецкий фашизм». Коротко. Летчики-истребители коротко говорят.

Прилетел в Москву, вызывают в ЦК: «Что вы написали, вы понимаете?!» – «Что чувствовал, то и написал».

Мария Кузьминична рассказывает:

Как-то раз Александр Иванович вылетел в Новосибирск, в свой родной город, решил остановиться в гостинице, потому что родственников там пол-Новосибирска…

Пролег делал,- разговорился Покрышкин.- В 1959 году. Из Бурятии летел. Знаю, если объявлюсь, схватят, и пошло по заводам. А у меня всего два дня. Решил инкогнито. Прилетел, начальника аэропорта там знал, взял машину, поехали в город, в гостиницу. На мне форма. К окошку подхожу: «Может быть, какая бронь есть?» – «Поезжайте на Красный проспект, там наверняка есть». Приезжаю. Мест нет. «Пригласите администратора». Помялась немного, пошла, позвала. Выходит – лет 40 с чем-то: «Вам же сказали, что местов нет!»

Я говорю: «Что же мне, под своим бюстом спать?»

– Ах, Александр Иванович?! Мы для вас… Сразу люкс. Потом пять лет не прилетал. Секретарь

обкома звонит. «Не прилечу. Если в городе так плохо относятся к военным, не хочу. Это же безобразие».