Читать онлайн «В дни революции». Страница 44

   Прибавим к тому же, что мартовские дни подготовлялись в полной тишине, в привычном для русских революционеров подполье, тогда как дни ноябрьские были у всех на виду, и о них громко говорили в печати всех направлений и на закрытых и открытых митингах.

   Значит, в первом случае совершенно нельзя было учесть настроения масс, тогда как во втором таковое поддавалось полному учёту, ибо массы имели возможность манифестировать свои чувства и своё отношение к происходящему и тому, что подготовлялось.

   Прибавим ещё, что в ноябрьские дни пускались лозунги, так понятные и столь заманчивые для широких народных масс, тогда как в мартовские дни перед революцией не было громких слов, не было крупных обещаний, а было лишь одно желание, одно стремление удалить из российской действительности веками царивший там произвол и установить нормы свободной жизни свободного развития всех людей без исключения.

   И тот факт, что смена старого строя произошла так легко и воспринята столь радостно, что не нашлось места для насильственных действий одних над другими, ясно показывает, что начала жизни, провозглашённые в дни мартовского переворота, были чаянием всех без исключения граждан, и что в то время деятели революции опирались действительно на широкие массы, на всю Россию.

   Как по мановению жезла волшебника вступали в жизнь новые формы её, и была осуществлена действительная свобода. Не то сейчас.

   Лозунги брошены, повторяю, приемлемые и заманчивые для широких масс населения. Делатели новой, ненужной "революции" громко кричат о том, что они опираются на весь народ, что все с ними и за них, и, между тем, они должны окружать себя броневыми автомобилями, пулемётами, вооружёнными солдатами, и кровь льётся по всем городам и весям великой и многострадальной России.

   Переворот, произведённый кучкой революционных авантюристов, не воспринят Россией и не проведён в жизнь так легко и просто, как революционный переворот мартовских дней, явившийся откликом на вопль души всех без исключения измученных старым режимом российских граждан.

   В этом разница двух моментов революционной жизни России.

   Если в первом, мартовском, перевороте чувствовался огромный подъём, и это была действительная революция, то во втором, ноябрьском, мы имеем все симптомы революционного авантюризма, чреватого последствиями и могущего повести страну, если не к гибели, то к новым тяжким испытаниям и утрате только что завоёванной свободы.

   И если теперь идут из России вести о победе большевиков и утверждении их власти, а не власти социалистических и демократических кругов русского народа, тем хуже, -- это показывает, что мы можем теперь перейти ту грань, за которой прекращается свободная жизнь великого народа.

   Большевики выкинули слишком заманчивые на первый взгляд для самых широких масс лозунги.

   Один клич: "мир" может увлечь за собой толпы.

   Затем немедленное уничтожение частной собственности на землю. Это ли не приемлемый лозунг?

   Несколько более туманный, но всё же кажущийся заманчивым -- контроль рабочих над производством, тоже должен привлечь сердца рабочих.

   Все наиболее влиятельные группы населения, -- солдаты, крестьяне, рабочие, -- получили заманчивые обещания. Конечно, это лишь словесные обещания, фальшивые векселя, по которым делатели "революции" платить никогда не собирались, ибо они не в состоянии этого выполнить. И если бы их оставили в покое, то в течение двух недель они изжили бы себя. и тот самый народ, те самые массы, которые по утверждению большевиков пошли за ними, растерзали бы их на куски, ибо широкие обещания обязывают.

   И на первый взгляд кажется, что не следовало бы вступать в борьбу с большевиками, а просто передать им власть, которая поведёт их самих к самоубийству. Тогда как теперь им дали в руки козырь, возможность оправдания перед судом истории за тот обман, который они позволили себе для временного захвата власти. Они могут говорить теперь, что им не дали возможности "спасти Россию" и "осчастливить мир".

   Но это только на первый взгляд...

   Если теперь выступление против большевиков повело к обильным кровавым жертвам, то более позднее стоило бы дороже, так как шире и шире разливался бы пожар анархических выступлений, и справиться с ним можно было бы большим пролитием крови своего же народа в междоусобной борьбе.

   Пусть телеграфные сообщения уведомляют нас о победе большевиков чуть ли повсюду, тем не менее мы не можем терять уверенности, что эта безнадёжная авантюра не может кончиться торжеством и должна потерпеть неудачу.

   Несколько затянувшийся процесс ликвидации мятежа может только повести к тому, что палка перегнётся в другую сторону, ударит "одним концом по барину, другим по мужику" и надолго отодвинет завоевания великой русской революции.

   Этого ли хотели большевики?

   Если искренние большевики этого не желали, то многие их сотрудники, ставшие большевиками после первого марта, сбросив с себя полицейские и жандармские мундиры и гороховые пальто охранных филёров, несомненно стремились именно к этому.

   Кроме вышеуказанных лозунгов, большевики своё выступление оправдывали и объясняли ещё лозунгом борьбы за Учредительное Собрание.

   Они утверждали, что Временное Правительство саботировало Учредительное Собрание, а вот мол они стоят за скорейший созыв собрания.

   Казалось бы лозунг хороший, и что действительно необходимо исстрадавшейся и истомившейся от неопределённости и неустойчивости современного положения России, так это именно скорейший созыв Учредительного Собрания.

   И что же мы видим?

   Выработали закон о выборах в Учредительное Собрание. Приняли его и опубликовали. Создали сложный механизм выборов. Не забыли, кажется, никого. Внесли необходимые изменения по требованиям и заявлениям тех или иных обиженных или обойдённых групп. Назначены сроки представления списков, намечены сроки самих выборов и уже фиксировано время созыва Учредительного Собрания -- конец ноября, как вдруг -- захват власти, кровавая междоусобная война и, конечно, срыв Учредительного Собрания.

   И в самом деле, разве возможно производить выборы в такое время, какое переживает теперь страна. При кровопролитных стычках, отсутствии гарантий личности, свободы собраний, слова, печати. Само собою разумеется, невозможно, и собрание сорвано и сорвано именно теми, кто и восстание-то поднимал именно в пользу скорейшего созыва его.

   Что-то непостижимое, просто безумное чувствуется в этой авантюре, именуемой по недоразумению новой российской революцией.