Читать онлайн «Фидель Кастро». Страница 36

Неудачная сахарная кампания 1969–1970 годов предопределила конец ряда попыток революционного режима разрушить «железный занавес» слаборазвитости и зависимости, мобилизуя кубинский народ идеологическими призывами. В то же время преувеличенные надежды на переход Революции в страны Латинской Америки разбились, так как к концу десятилетия большинство партизанских отрядов на континенте было уничтожено. С начала семидесятых годов кубинские руководители пытаются перенацелить внешнюю политику и придать новую форму экономической и политической структурам, чтобы приспособить их к новой внутренней и внешней зависимости. Наиболее ярко это было видно по увеличивающейся зависимости от Советского Союза, без чьей помощи и благоприятных условий торговли Революция просто не выжила бы. Углубляющийся экономический кризис, с которым после кампании столкнулась Куба, сделал руководство еще более восприимчивым к советскому давлению на внутренние реформы и перестройку внешней политики.

Последовавшие в первой половине десятилетня реформы поставили экономические и политические организации Кубы на одну линию с такими же в Советском Союзе. Сотрудничая с многочисленными советниками из СССР, экономические учреждения и предприятия были перестроены. В декабре 1970 года была создана советско-кубинская комиссия для координации использования советской помощи, а двумя годами позже Куба стала неотъемлемым членом общего рынка советского блока СЭВ. Новая система экономического регулирования в течение семидесятых годов постепенно развивалась и к концу десятилетия начала действовать. Она приняла определенные меры для финансовой подотчетности, рентабельности и прохождению сырья по предприятиям, а также предоставления широкого круга материальных стимулов. На политическом фронте на референдуме в 1976 году была принята новая конституция, которая взяла за образец конституцию Советского Союза. Она утверждала три пирамиды власти: Совет Министров, или правительство; Коммунистическая партия, под руководством Политбюро, и Органы Народной Власти (ОНВ), организационное нововведение, не имеющее очевидных аналогий в советской системе и предусматривающее выборные собрания на муниципальном уровне и косвенное избирательное право на провинциальном уровне, ведущие к Национальной Ассамблее и Совету Государства, которым подчиняется Совет Министров.

Некоторые комментаторы определили такой процесс развития как «советизацию» Кубы, приписывая перемены влиянию Москвы[131]. У Советского Союза под руководством Брежнева действительно было несколько причин, чтобы стремиться прибрать остров к рукам: Куба ставила под меньшую угрозу процесс ослабления напряжения с Соединенными Штатами, и цена поддержки кубинской экономики могла распределиться среди других стран социалистического блока. Кремль также мог настаивать на реорганизации экономических учреждений Кубы в качестве цены за любое дальнейшее гарантированное развитие ее экономики.

К тому же можно поспорить о том, что организационные реформы на Кубе были скорее результатом внутренней динамики Революции, чем советского давления. В течение шестидесятых годов Кубой управляло министерство во главе с Кастро, в котором законодательная и исполнительная власти были объединены. Кубинская Коммунистическая партия, основанная в 1965 году, уже не функционировала как массовая партия и свой первый съезд провела только в 1976 году. Среди массовых организаций лишь у комитетов по защите революции росла популярность. С точки зрения революционного руководства, высоко централизованная система управления в шестидесятых годах соответствовала необходимой потребности обеспечения выживания Революции, несмотря на американскую враждебность, и подняла рабочих Кубы на выполнение задач развития, гарантировав социальную справедливость. Кастро и его последователи почувствовали себя опекунами Революции, действующими от имени парода, пока парод не будет готов взять на себя ответственность за самоуправление в социалистическом обществе. Как написал Че Гевара: «Мы стремимся к тому, чтобы партия стала массовой, но только когда массы достигнут авангардного уровня развития, тогда они будут достаточно образованны для коммунизма»[132].

Однако к 1970 году стало ясно, что политическая модель функционирует не очень хорошо. Наиболее очевидными признаками были широко распространенные прогулы и низкие уровни производительности, зарегистрированные летом и осенью. На выборах в «Передовое движение рабочих» в тот же период существующие обладатели привилегированного статуса образцового рабочего единодушно выразили молчаливую критику этой версии кубинских «стахановцев». Революционное руководство быстро откликнулось на растущий кризис доверия среди кубинских рабочих. Кастро провел в сентябре в провинции Гавана двенадцатичасовую дискуссию с представителями рабочих, настояв на присутствии трех глав руководства, включая министра труда. Во время собрания лидеры услышали много подробных жалоб о неэффективности управления на всех уровнях. Находясь под влиянием новой наклонности к самокритике, Кастро в своих нападениях не щадил чрезмерную централизацию в экономическом планировании, ссылаясь на проблему «дьявольских централизаций». Он призвал к ответу кубинских технократов, говоря о них, что они «хорошо подготовленные, но нереалистичные люди. То есть у них есть технологический навык, они выучили немножко математики, но они становятся очень слаборазвитыми, как только дело касается реальностей жизни».

Однако самая многозначительная критика была направлена против всей модели накопления путем моральной мобилизации, которая определяла политику революционного руководства в шестидесятые годы. Используя типичную военную метафору, он заявил: «Мы должны осознать тот факт, что во время кризиса… Революция… возможно продвинулась слишком далеко. Это даже походит на армию, проникшую слишком глубоко внутрь вражеских рядов силами не совсем хорошо обученных войск, с солдатами, недостаточно похожими на воинов и с несколькими очень плохими командирами… Возможно, наша величайшая иллюзия (идеализмо) состояла в вере в то, что общество, только что вышедшее из укрытия в мир, подчиняющийся многие годы закону сильнейших, могло стать сразу обществом, где каждый ведет себя в соответствии с этическими и нравственными традициями»[133].

Процесс организационных и экономических реформ в семидесятые годы частично имел намерение преодолеть кризис рабочего движения, возникший во время сахарной кампании. В шестидесятые годы рабочий класс воспринимался как масса, подчиняющаяся иерархии распоряжений. Теперь же Кастро призывал к демократизации. В своей заключительной речи на собрании отделения Конфедерации кубинских рабочих в провинции Гавана он убеждал: «Одной из первых обязанностей рабочих является их демократизация, учреждение сильного и мощного рабочего движения»[134]. Новый тон резко контрастировал с придирчивостью Кастро по отношению к представителям рабочих во время первого съезда Кубинской Рабочей Федерации (КТК) после Революции 18 ноября 1959 года. Делая им выговор за «бессовестный спектакль», устроенный ими из-за вылезших на поверхность разногласий между антикоммунистическими рабочими Движения 26 июля и представителями ПСП, он произнес: «У меня сложилось впечатление, что вы игрались с Революцией, которую вы держали в своих руках, у меня такое чувство, сильное неприятное чувство, что из массы людей, руководителей, в самом деле ведущих себя безответственно… в действительности, только рабочий класс или его представители знают, что делают… Мы сказали: Революции требуется, чтобы рабочие были организованы как армия»[135].