Читать онлайн «Великий Ганди. Праведник власти». Страница 23

Из-за случая с семьей «неприкасаемых» многие спонсоры отказались далее финансировать ашрам. Положение спас один текстильный фабрикант, который потом стал другом Ганди. Он внес сумму, которой хватило на год существования, а потом страсти улеглись.

В вопросе о «неприкасаемых» Ганди и не думал отступать. Он заявил: «Если мне докажут, что постыдная система „неприкасаемых“ присуща индуистской религии, то я открыто восстану против самого индуизма». Здесь проявился подлинный гуманизм Ганди, равно как и его политическое чутье. «Я бы скорее предпочел, чтобы меня изрезали на куски, — утверждал он, — чем не признавать своих братьев из отверженных сословий… Я не желаю возрождаться, но если мне это суждено, я желал бы возродиться среди отверженных, дабы разделять их позор и посвятить свой труд их освобождению».

Ганди стал агитировать против употребления в пищу не только мяса, но и молока, ибо оно вырабатывается в организме священной для индусов коровы.

Весьма интересна в этом отношении первая встреча Ганди в 1915 году с видным индийским философом Сарвепалли Радхакришнаном, будущим президентом независимой Индии.

— Не пейте молока — это квинтэссенция говядины, — убеждал его Ганди.

Но Радхакришнана остроумно возразил:

— В таком случае мы все каннибалы, так как пьем материнское молоко, которое суть квинтэссенция человеческого мяса.

Тогда Ганди почти безоговорочно осуждал современную цивилизацию. В частности, он не признавал медицину как науку и заявил Радхакришнане:

— Тысячи людей рождаются в джунглях и обходятся без всякой медицинской помощи.

Радхакришнан возразил:

— Но в джунглях и умирают тысячи. Радхакришнан тоже осуждал современную западную цивилизацию, утверждая, что она чересчур материалистична и ей недостает духовности. Но он никогда не отрицал науку.

4 февраля 1916 года Ганди был приглашен теософкой Энни Безант, с которой познакомился еще во время учебы в Лондоне, на открытие основанного ей индусского университета в Бенаресе. Безант только что основала новое движение за автономию Индию — Лигу самоуправления Индии, к которому хотела привлечь Ганди. В зале сидели не только студенты, но и махараджи-меценаты в драгоценностях пандиты (высокообразованные специалисты по индийской классической литературе) в пиджаках, а также адвокаты, врачи, крупные торговцы. Ганди выступил с речью, где заявил: «Индии не видать спасения, пока вы не снимете эти украшения и не отдадите их на хранение индийскому народу… Не может быть истинной автономии, если мы забираем у крестьян — или позволяем забирать другим — плоды их труда. Наше спасение в руках фермера. Ни адвокаты, ни врачи, ни богатые собственники его не добьются…». А еще Ганди посетовал, что ему стыдно, что приходится обращаться к соотечественникам на чужом — английском — языке. Магараджам и другим представителям индийской элиты речь Ганди сильно не понравилось, а в движение Энни Безант он вступать не стал.

Министр по делам Индии в британском правительстве Эдвин Монтегю так писал о Ганди в своем дневнике в 1917 году: «Он одевается, как „кули“, отказывается от всякой карьеры лично для себя, живет практически без средств, это чистой воды фантазер». Но очень скоро британским властям пришлось самым серьезным образом воспринимать этого «фантазера».

Один из лидеров ИНК, Тилак, незадолго до своей смерти объявил Ганди своим преемником. По этому поводу Ромен Ролан писал: «Что было бы, если бы преждевременная смерть не унесла Тилака в августе 1920 года? Ганди, преклонявшийся перед высокой властью его гения, глубоко расходился с ним в политическом методе, и бесспорно, что если бы Тилак остался в живых, Ганди сохранил бы лишь религиозное руководство восстанием. Каким бы мог быть порыв индийского народа под этим двойным предводительством! Ничто не смогло бы устоять против него, ибо в руках у Тилака были вожжи дела, а у Ганди — внутренние силы его. Но судьба поступила иначе, и можно сожалеть об этом и ради Индии, и ради самого Ганди… Он бы без колебания предоставил Тилаку управление общей массой народа… И на этот раз она могла бы принадлежать Тилаку… Он был демократом от рождения и решительным политиком, без оглядки на религиозные требования. Тилак говорил, что политика не для богомольных людей».

Мнение Ролана далеко не бесспорно. Именно Ганди, а не Тилак, был способен объединить действительно всех индийцев. Тилак, пользовавшийся популярностью только среди радикального крыла сторонников ИНК, вряд ли подошел бы на роль объединителя всех классов и слоев индийского общества. К тому же освободительное движение в Индии вряд ли могло быть в то время чисто светским и не могло обойтись без религиозного вождя, каким был Ганди.

Ганди, как и Тилак, опирался на народ. Но он опасался потерять на каком-то этапе борьбы контроль за массами и стремился любой ценой удержать протест в его мирных формах, тогда как Тилак не отвергал и насильственные методы борьбы. Ганди преследовал кошмар братоубийственной резни толпы, вышедшей из повиновения вождям, массовых убийств, хаоса и разрушений. Это могло бы быть лишь на руку колониальной администрации, которые антибританские выступления индийцев неоднократно с успехом превращали во внутренний межобщинный конфликт.

Между прочим, на первых порах в Индийском национальном конгрессе Ганди поручили собирать средства для Фонда свараджа имени Тилака, чем он занимался весьма успешно, а также написать новый устав. И именно благодаря разработанному Ганди уставу конгресс из аморфной ассоциации превратился в хорошо структурированную организацию с четко построенной властной вертикалью, дееспособными исполнительными органами, широкой массовой базой, с множеством местных и региональных комитетов. Ганди признавался: «Я горжусь этим уставом… Взвалив на себя такую ответственность, я по-настоящему начал свою политическую деятельность в Индийском национальном конгрессе». Теперь ИНК перестал быть организацией крупной буржуазии, среднего класса и интеллигенции. В его ряды стали массово вливаться крестьяне и рабочие, появилась возможность работать с этими наиболее многочисленными классами индийского общества.

Новые лидеры конгресса, происходившие из зажиточных крестьян, следуя примеру Ганди, демонстрировали стойкость и религиозное самопожертвование, что привлекало к ним симпатии масс. По словам Дж. Неру, «Ганди как будто околдовал все эти классы, группы людей, увлек за собой и соединил в одну пеструю толпу, которая боролась за одну и ту же цель».

По очень точному определению советского историка А. В. Горева, «Ганди — богослов по натуре и политик по необходимости». Религиозная и политическая составляющая в его натуре были неразрывны. Можно сказать, что он был религиозным политиком и политическим религиозным философом одновременно.