Читать онлайн «Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера». Страница 5

Если среди этих книг какая-либо и выделяется, то это, конечно, «История кораблекрушения Захарии Павлина», которая помогает нам понять игру в жертву кораблекрушения, которую Горацио устраивал, используя в качестве шлюпки свиное корыто. От этого же, самого раннего периода его жизни, осталась небольшая картина маслом, представляющая поврежденный корабль и мальчика, ожидающего спасения. Очевидно, он раздобыл эту картину для украшения своей спальни. Сюжет, представленный художником, не вполне ясен, но, очевидно, должен был увлечь мальчика, представлявшего, глядя на него, целый ряд событий, которые могли привести к возникновению этой ситуации. Однако стоит быть осторожнее и не придавать слишком большого значения именно такому набору книжек. Возможно, конечно, что мальчик с детства интересовался морским делом и именно эти книжки решил сохранить. Однако возможно также, что у него было и много других, которые он позже выбросил или кому-нибудь подарил. Не можем закончить исследование литературных вкусов Горацио без того, чтобы не обратить внимания на то, что Томасу Пеннанту, автору первой книги, на которой видна подпись Хорнблауэра, настолько повезло, что его отметил сам д-р Сэмюэл Джонсон. Босуэлл описал сцену, в которой Джонсон прервал оживленную беседу группы своих приятелей неожиданной фразой: «Пеннант рассказывает о медведях!» Те разговаривали дальше о чем-то другом, а он все цеплялся за свой рассказ о медведях и слово «медведь» служило звуковым сопровождением ко всему, о чем шла речь. Главу Пеннанта о медведях можно найти в его «Синопсисе» — книге, которая была собственностью маленького Горацио.

Единственной из перечисленных книг, которую Горацио мог раздобыть в качестве нового экземпляра, прямо из типографии, была «Осада Гибралтара» Ансела, которая в те времена, вероятно, была бестселлером. Другие книги он не столько выбирал в библиотеке, сколько добывал в развалах на рынке Сандвича. Сандвич удален от Уорс приблизительно на две мили и Горацио ходил туда еще мальчиком. Великие дни этого города как морского порта к тому времени уже принадлежали далекому прошлому, и в нем можно было найти немного исторических памяток. Зато в неполных четырех милях в противоположную сторону лежал город Дилл, расположенный прямо напротив Даунс. Здесь, между берегом и отмелью Гудвин, раскинулся обширный хорошо защищенный рейд, с глубинами от восьми до десяти саженей. Именно здесь парусники обычно собирались в конвои или ожидали попутного ветра. Собственно порта здесь не было и нет, а с берега на суда можно было попасть с помощью перевозчиков из Дилла. Они использовали так называемые «дилльские люггеры» или большие открытые лодки с обшивкой внахлест; и те, и другие спускали по деревянным брусьям, уложенным на крутом пляже, и таким образом форсировали прибой. О перевозчиках из Дилла, с одной стороны, поговаривали, что они здорово наживались на пассажирах, в интересах которых было побыстрее добраться на берег или на борт судна, с другой же стороны, они славились отвагой и морской выучкой, когда спасали людей с судов, разбившихся на отмели Гудвин. Об этом, в частности, пишет Уоррингтон Смит: «Нет на свете занятия более опасного, чем спасение людей с судна, которое разбилось на мели, подобной Гудвинской. Сверхъестественную мощь и ужас длинной линии разбивающихся волн прибоя, которые поднимаются пенистыми водопадами на высоту двадцати футов и гонят со скоростью тридцати миль в час, пока песок не остановит их разбег, могут представить себе только те, кто когда-либо побывал среди них и остался живым. Огромные волны, разбивающиеся и воющие среди вихрей, их вершины сдувает ветер и несет на подветренную сторону сплошными потоками воды, а сразу же после этого, когда они встречаются с длинной линией прибоя, выстреливают на сорок футов вверх, еще более увеличивая страшную опасность, в которую попадает лодка спасателей или любая, осмелившаяся вторгнуться сюда. Сплошной клубок приливных течений, бегущих со скоростью четырех-пяти узлов, густая шапка морской пены, докучливый дождь, давящий, предательский ветер и грохот полощущихся парусов — все это усиливает ужасный хаос».

В те времена еще не было специальных спасательных лодок, и именно перевозчики Дилла, Уолмера и Рамсгейта занимались спасением на море. Конечно, они заботились и о вознаграждении за спасение, но что касается их героизма, то тут уж двух мнений быть не может. Когда на море шторм, вполне естественно искать укрытие, но специально выходить в море во время бешеного шторма — это совсем другое дело, а ведь именно этим занимались обычно перевозчики из Дилла. Многое они могли рассказать об этом, когда уже были на берегу и, конечно же, еще больше было выдумок на эту тему, к которым маленький мальчик должен был прислушиваться.

Если говорить точнее, перевозчики и моряки — не одна и та же профессия. Тем не менее, некоторые жители Дилла уходили в море, а некоторые весь век жили в родной местности. Один из них, Том Гэммон (отец одного из лоцманов, указанных в «Кентском проводнике» 1780 года) служил, как сам рассказывал, под командой адмирала Вернона. Поскольку Вернон в последний раз выходил в море в 1745 году, то это было вполне возможным, и Том вполне мог принимать участие во взятии Портобелло. Все ли его истории были правдивыми — это уже другой вопрос, поскольку некоторые из тех, которые он рассказывал о Верноне, уже рассказывали раньше об адмирале Бенбоу. Однако он наверняка был опытным моряком и к тому же любил поболтать — если, конечно, находились желающие его послушать. Приписывал Вернону анекдот про капитана, который хотел навестить Лондон, но адмирал разрешил ему удалиться от корабля только на то расстояние, на которое его могла отвезти корабельная шлюпка. И — по его словам — именно Вернон был тем самым капитаном, который приказал погрузить шлюпку на телегу и отправился в Лондон, сидя в шлюпке, но — по сухопутью. На самом же деле капитаном, который грозился, что так сделает, был Бешеный Монтегю, когда служил под началом сэра Эдварда Хоука. Другая история, которую рассказывал Том Гэммон, на сей раз верно приписывая ее достопочтенному Уильяму Монтегю, касалась голландского судна, затонувшего в порту Портсмут. Вышедший на берег Монтегю увидел двенадцать трупов голландцев, лежавших на песке. Тогда он приказал своим людям, чтобы они засунули руки голландцев в карманы. После того, как это было сделано, Монтегю разыскал в кабачке «Проспект» голландского капитана, которому все выражали свое сочувствие, и возложил всю вину за катастрофу на голландский экипаж: «Черт бы побрал этих неуклюжих бездельников, которым было лень вытащить руки из карманов даже для того, чтобы спасти себе жизнь». И поспорил на дюжину бутылок вина, что каждый из членов экипажа, выброшенный на берег, все еще держит руки в карманах. Когда разъяренный голландец принял заклад, официанта послали проверить, так ли это. Возвратившись, тот подтвердил, что капитан Монтегю говорит правду. «Ну, — изрек достопочтенный Монтегю, — не говорил ли я вам, что им было лень даже спасаться?»