Читать онлайн «Камчатские экспедиции». Страница 58

Затем кругом байдарки была приделана тюленья шкура в виде мешка, которая при помощи длинного ремня укреплялась вокруг тела. Когда человек сидел в байдарке и закреплялся ремнем, то ни одна капля воды не могла попасть внутрь байдарки.

К плаванию по морю на таких байдарках местные жители приучаются с детства и умеют с таким искусством сохранять равновесие (а в этом в большинстве случаев и заключается главная трудность), что могут даже при довольно сильных ветрах разъезжать с одного острова на другой, проходя даже при сильном волнении расстояние иногда по четыре или пять немецких миль.

Ни луков, ни стрел, ни другого оружия, из которого можно стрелять и которое в других местах жители обычно постоянно носят при себе, мы не заметили; только у одного из них сбоку был нож, изготовленный совершенно необычным образом: спереди он был широкий и довольно толстый, длина его составляла около восьми дюймов.

Верхняя одежда, или парки, была сделана из китовых кишок, разрезанных вдоль и сшитых вместе; штаны – из тюленьих шкур, а шапки – из шкур морских львов (сивучей); шапки были обсажены кругом различными перьями, в большинстве, по-видимому, соколиными.

Носы у них были плотно набиты какой-то неизвестной острой травой, а когда они вынимали траву, то из носа вытекало много жидкости, которую они слизывали языком. Лица их были раскрашены в красный, а у некоторых в синий цвет; выражение лиц у них было различное, как у европейцев, и не все имели плоские лица, как у калмыков.

Ростом они были довольно высоки и хорошо сложены. Их пища, по всей вероятности, состоит из различных морских животных и китового жира, так как большой кусок его они хотели подарить мне. Они едят также различные травы и дикие корни, которые в моем присутствии выкапывали из земли, очищали от песка и съедали сырыми.

Я полагаю, что они так же хорошо разбираются в растениях, как камчадалы, которые тоже употребляют в пищу многочисленные коренья, однако никогда не прикоснутся к растению, которое могло бы принести им вред, хотя таких вредных растений разных видов на Камчатке имеется очень много.

Дальнейших сведений об американцах, их образе жизни и занятиях я не мог собрать за незнанием их языка, так как при мне не было никого, кто умел бы с ними разговаривать.

На следующее утро, 6 сентября, к нам подошло семь байдарок, которые остановились совсем близко у нашего корабля; в каждой из них сидело по одному человеку. Двое из них подошли к самому кораблю и пришвартовались к нашему фалрепу. Они привезли нам в подарок две шапки, палку длиной приблизительно в пять футов, на тонком конце которой были укреплены перья птиц разных пород, и небольшое, резанное из кости, изображение человека.

Как мы полагали, оно являлось идолом, которому они поклонялись. Они также и от нас приняли подарки и, наверное, в конце концов пришли бы к нам на корабль, если бы в это время ветер не начал свежеть. Тогда они поспешно направились обратно к берегу и, как только высадились там, собрались все вместе и подняли ужасный крик, который продолжался добрых четверть часа, – с какой целью они это делали, я не могу сказать.

Во всяком случае, можно думать, что огнестрельное оружие и порох им еще не были известны, так как если бы они знали, что при выстрелах из мушкетов, которые я накануне вечером велел произвести в их присутствии (о чем уже упоминалось выше), некоторые из них легко могли быть убиты, то, по всей вероятности, они не решились бы снова подойти к нашему кораблю на такое близкое расстояние.

Я мог бы всех девять человек забрать в плен и даже об этом доложил капитан-командору Берингу, но последний письменно запретил мне это и не велел чинить над ними никаких насилий. Вскоре мы снова поставили паруса, и когда, проходили мимо острова, на котором находились американцы, они опять собрались все вместе и начали кричать изо всех сил.

Делали ли они это с намерением пожелать нам счастливого пути или же кричали от радости, что мы уходим от них, – об этом я ничего сказать не могу.

Мы взяли направление к югу, чтобы возможно дальше отойти от берега, так как все время держался устойчивый западный и WSW ветер. В течение почти всего времени, которое мы пробыли в открытом море, то есть до 5 ноября, направление ветра оставалось почти неизменным, колеблясь от WSW до WNW, так что я имею основание полагать, что в течение почти всего года в этих местах дуют западные ветры.

Если изредка мы встречались с восточным ветром, то он держался не больше нескольких часов, а затем снова перескакивал на западные румбы, на которых и продолжал держаться в течение нескольких недель.

К тому же постоянно стояла туманная и облачная погода, иной раз в течение двух-трех недель не удавалось увидеть солнца, а ночью – звезд; следовательно, мы были лишены возможности делать астрономические наблюдения и определять широту, а потому не имели никаких данных для уточнения своего местоположения, определяемого только счислением.

Мы должны были плыть в неизведанном, никем не описанном океане, точно слепые, не знающие, слишком ли быстро или слишком медленно они передвигаются и где вообще находятся. Не знаю, существует ли на свете более безотрадное или более тяжелое состояние, чем плавание в неописанных водах.

Говорю по собственному опыту и могу утверждать, что в течение пяти месяцев этого плавания в никем еще не изведанных краях мне едва ли выдалось несколько часов непрерывного спокойного сна; я всегда находился в беспокойстве, в ожидании опасностей и бедствий.

Мы заметили здесь также очень сильное и переменчивое отклонение компаса к востоку или, деклинацию, на 22, 17, 14 и 11 градусов. Мы шли, по большей части борясь с противными ветрами и сильными штормами, не видя земли до 25 сентября.

В этот день в 3 часа пополудни увидели справа землю с очень высокими горами, а перед ней множество островов, далеко отстоящих от берега. Мы находились в это время, по нашим расчетам, на 51°21' северной широты и на 21°39' к востоку от Авачинской бухты. Далеко в глубине материка мы заметили высокую гору; на нашей карте мы обозначили ее под названием горы Святого Иоанна.

Так как в течение долгого времени мы не имели возможности определить широту по Солнцу, то уже впоследствии мы установили, что южная оконечность этой земли расположена на 52°30' северной широты. Так как мы не могли подойти к этой земле, то нам пришлось снова повернуть к востоку. Тут мне опять пришлось помянуть недобрым словом ту проклятую неверную карту, о которой я несколько раз уже упоминал.

Держался штормовой южный ветер, и все же пришлось поставить паруса на марсе, чтобы нас не прибило к берегу. На следующее утро мы уже не увидели земли и считали поэтому, что отошли от нее на приличное расстояние, а так как шторм все еще усиливался, то мы спустили паруса и легли в дрейф.