Читать онлайн «Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2». Страница 54

30 марта/12 апреля. Второй день восхитительная, безоблачная и безветренная погода. Тепло на солнышке достигает 26 градусов.

Бедные «середняки — московские буржуйчики», т. е. мы, грешные, ошеломлены постановлением московского Совдепа: в кратчайший срок освободить 471 дом от лиц, «не занимающихся физическим трудом», для предоставления их рабочим. Причем выселяемый может взять с собой лишь кровать или диван, стол письменный, два стула или два кресла на одно лицо, а на семью в общем еще обеденный стол, буфетный шкаф, а остальную обстановку, стало быть, брать не моги и оставляй ее в пользование новых квартирантов. Исключение дается (т. е. невыселение) только врачам, инженерам и ответственным работникам, но и то при условии, если против их оставления в насиженных комнатах ничего не будут иметь сами рабочие. Такое постановление — продукт усердной деятельности неутомимого тов. Дзержинского, являющегося также председателем и комиссии по улучшению быта рабочих (добавить бы: и по ухудшению быта остальных граждан).

Трепещем и мы перед возможностью выброски и нас, и только есть чутошная надежда на один пункт постановления, в котором говорится, что «рабочие и служащие жел. дор. и водного транспорта не подлежат выселению», да и то думается, что меня-то, как такового служащего, оставят, а семью на вынос. Но не буду хныкать, сказано бо есть: «Ибо не на век оставляет Господь, но, послав горе, и помилует по великой благости Своей».

31 марта/13 апреля. В «Экономической жизни» сегодня пишут, что наши топливные ресурсы в последние месяцы близятся к концу. Надежды на сплав не оправдались. Мы вступаем в полосу массового закрытия предприятий на ближайшие месяцы. Весенний уровень воды при ледоходе, там, где уже открылся сплав, т. е. в Киевской, Гомельской, Минской, Витебской, Смоленской и Тверской губ., так низок, что по буквальному сообщению с мест «никто из старожилов не припомнит такого».

В каком-то московском учреждении выкрали 60 млн. р., и об этом случае в газетах такая же маленькая заметочка, как, бывало, писали о краже кошелька с 6 р. 10 к.

Сегодня наше ЦНО переезжало из одних комнат в другие. Кажется, для моей «национализированной» службы это уже 15-я комната, 16-й стол и 12-я должность. Не столько дела делалось, сколько разных передвижений, переездов и движений. Да, коли живы будем, еще поездим!

3/16 апреля. Дзержинский назначен «нашим» комиссаром, т. е путей сообщения и притом «с оставлением во всех прочих занимаемых им должностях». Вот поистине «ко всем бочкам затычка»! Емшанов же назначен его заместителем. А этот, значит, «из попов да в дьякона».

7/20 апреля. Я не писал ничего о стачке английских углекопов, от хода которой большевики ждали чуть ли не всемирной забастовки рабочих в империалистических странах. Все дожидался решительных действий с той и с другой стороны. И вот «капиталисты» опять победили. К углекопам не присоединились ни железнодорожники, ни транспортники, и успех их стачки, как сообщает сегодня «Коммунист, труд», сорван на три четверти, всеобщая стачка на этот раз провалилась и, словом, рабочему движению в Англии и во всем мире нанесен жесточайший удар.

Погода стоит чудесная, теплая. Почки на деревьях разбухают и дают первые листочки. А дождя все нет, начинаются тревоги за всходы.

8/21 апреля. Французское правительство заявило, что оно отказывается от дальнейшей поддержки Врангеля и, израсходовав уже 200 млн. франков на помощь 35.000 человек, «эвакуированным из Крыма», — предоставляет их своей судьбе, предлагая, между прочим, льготное переселение 20.000 земледельческих рабочих в Бразилию. Так что все русские, находящиеся во французских лагерях, «должны знать, что армии Врангеля больше не существует, что их бывшие вожди не имеют больше власти над ними», и они должны уже позаботиться о дальнейшем своем существовании «собственными силами».

Вчера ходил к К. В. Розову на квартиру. Надо было поговорить с ним насчет музыки Александра Александровича Оленина к Литургии Иоанна Златоуста. Это творение в Москве еще неизвестно, но находится в рукописи здесь, у некоего П. А. Ламме. Вот и сговариваемся — как бы ее ввести в репертуар московских духовных хоров. Об обедне речь будет впереди, а пока запишу кое-что услышанное от Константина Васильевича, что интересно, если не в историческом значении, то в бытовом. Надо сказать, что я его лично знаю не менее 25 лет, с первых дней переезда его в Москву из Симбирска на службу в Храм Спасителя. Потом его перевели в Успенский Собор, затем в придворные дьякона в Петрограде, а позднее опять в Москву — в Успенский. Когда мы были с ним помоложе (теперь ему 47 лет), то приходилось кое-когда вместе бражничать, по каковой части он тоже был большим мастером (да и теперь, кажется, не отказывается от таковых благ).

Вчера я просидел в его уютной двухкомнатной квартирке больше двух часов и не видел, как время прошло. Сидели за самоварчиком, пили «настоящий» чаек, не только с сахаром, но и с пирожками из белой муки, да покуривали первосортные папиросочки. Славный он человек! Такой любезный, гостеприимный и благодушный, а главное — не кичащийся своими исключительными голосовыми средствами. Ему самому кажется, что он «не из первых» по своей, так сказать, «специальности», и приписывает почитательное к нему отношение только своему доброму, общительному характеру. Конечно, и это чарует в нем, но главное-то все-таки его величавое сладкоголосие. И так идет к могучему голосу его богатырская наружность. С него пиши кого хочешь: библейского ратоборца, русского богатыря, а то и самого Ермака Тимофеича. По росту, правильности черт лица, пропорциональному сложению — это образец мужественной красоты.

Так вот что историческое-то, или просто «московское уходящее»: когда я спросил по-приятельски, сколько же он получает «гонорара» за свои выступления? Он начал, по его предупреждению, «с худшего», например: «проездил в один отдаленный храм на извозчике 40.000 р., а получил только 30.000 р.» Был и такой случай где-то в подмосковном селе; обещали ему за его приезд привезти три мешка картошки, что его обеспечило бы «на всю зиму» (как он рассчитал), да надули: послушать послушали, а картошку зажилили. И еще порассказал о некоторых московских приходских советах, которые по окончании служб жалостливо говорят ему, что «храм наш бедный. Уж подождите, Константин Васильевич, до другого праздника, тогда поднакопим деньжонок и пришлем вам мучки.» И так далее. Но есть и такие гонорары, которым, пожалуй, сам Шаляпин позавидует. Где-то (кажется, у Богоявления в Дорогомилове) ему «отсыпали» сахару, муки и яиц по рыночным ценам на полмиллиона р. И это за участие в двух службах — вечерней и утренней. Причем навертывался и такой необычный гонорар: в полтора миллиона!!! Это его приглашали в Щелково, суля ему «на рясу» какой-то дорогой материи, которая могла бы быть «реализована» им именно за 1,5 млн. р. Конечно, как теперь водится, он предпочитает брать мзду продуктами или какими-нибудь изделиями. Между прочим, он напел таким путем сапоги, калоши и разные другие «носильные» вещи. Увы! — все идет пополам с грехом, в чем он чистосердечно сознается, а также и в том, что он, «служитель культа», одновременно служит ив 1-м Государственном хоре, выступая на подмостках, конечно, в советском репертуаре. Когда же я спросил его, поет ли он там интернационал, то он ответил, что интернационала петь не приходилось, а «дубинушку» поет довольно частенько. За пропуски в концертах его штрафуют по 10.000р. за раз, так что эта советская служба обходится ему не менее 200.000р. в месяц.