Читать онлайн «Дидро». Страница 53

Даламбер сам, без излишней скромности, но достаточно беспристрастно набросал свой литературный портрет. Вот как он начинается: «Во внешности Даламбера нет ничего особо примечательного — ни хорошего, ни дурного, обычное выражение его лица ироническое и насмешливое. Говорит неровно — то чересчур весело, то слишком серьезно, смотря по настроению, часто речь его бывает отрывиста, но никогда она не способна утомить и наскучить. Веселость его иногда переходит в школярство, это мальчишество представляет поразительный контраст с солидной репутацией, приобретенной им в ученом мире, и располагает к нему всех; он нравится всем, хотя нисколько об этом не заботится. Он редко спорит, хотя и стоит за свои убеждения, ему нет необходимости насильно заставлять других разделять его мысли. Последнее, впрочем, объясняется тем, что он только в области точных наук признает существование абсолютных истин; все же остальное кажется ему относительным и условным, он думает — обо всем остальном можно говорить все что угодно».

Одно признание завершает этот мастерский автопортрет, исповедь души: «…не удивительно, что он в молодости своей был доступен самой живой, нежной и сладостной из всех страстей. Долгое время, однако, вследствие уединения, это чувство таилось в глубине его души, погруженное в глубокий сон; но пробуждение было ужасно: любовь дала Даламберу одно только горе, и оно надолго внушило ему равнодушие ко всему на свете: к людям, к жизни, к науке…»

Действительно, женщина, которую он любил самозабвенно, «сестра» энциклопедистов — мадемуазель Леспинас принесла ему, подобно родной матери, много горя. Покончив жизнь самоубийством, она сделала его своим душеприказчиком и заставила разбирать письма, содержавшие доказательство того, что была ему не верна и в те восемь лет, когда он считал себя единственным предметом ее любви. Мало того, она завещала своему последнему возлюбленному Жиберу, пренебрегшему ею, сочинения, которые писала вместе с Даламбером, и тому пришлось расстаться с рукописями, составлявшими часть его самого.

Даламбер отнюдь не был сколком с Дидро и во многом являл ему полную противоположность. Он отступил, когда тот остался непреклонен. Но в них было много и общего. Познакомившись с Гольбахом, Гельвецием и другими членами братства энциклопедистов, мы поймем, что это не случайное сходство, но общность психологического склада людей, отдавших свою жизнь служению человечеству. И вместе с тем эти люди были сама жизнь.

Среди посетителей салона мадам Жофрен самым веселым, самым воодушевленным, самым занимательным в своей веселости считался Даламбер.

Мармонтель пишет в своих мемуарах: «Проведя утро за алгеброй и решением проблем динамики и астрономии, он выходил от своей кормилицы, как школьник, вырвавшийся из коллежа, не помышляя ни о чем, кроме развлечений, и принося с собой манеры такие живые и приятные, ум такой светлый, глубокий, основательный, что заставлял забывать о себе, как ученом, и видеть в нем только любезного человека.

Между тем, когда Даламбер сделал в академии 19 июля 1739 года свое первое сообщение, удостоившись похвалы математика Клеро, ему был всего двадцать один год. Через год юный ученый представил академии свои исследования по механике жидкостей — они отличались большой оригинальностью и смелостью. Его зачислили адъюнктом академии — первая ступень ее иерархии — по секции астрономии.

В 1743-м он издал трактат о динамике, который поставил его в ряд с крупнейшими учеными Европы. Один из его преемников, великий математик Лагранж, через пятьдесят лет написавший историю механики, говорил об этой книге Даламбера, что она сразу положила конец путанице и хаосу, до него господствовавшим в данной отрасли науки.

А биограф Даламбера, известный математик Бетран, прибавил к этому отзывы-, что во вступлении к трактату он в первый раз показал свои дарования писателя и философа.

И все-таки академическая карьера Даламбера не получалась. В 1756 году король передал через графа Даржансона пожелание, чтобы Даламбера зачислили во внештатные пенсионеры академии — одни пенсионеры пользовались там полными правами. И с этим не посчитались. На одной чаше весов карьеры Даламбера лежала его гениальность, на другой — независимость права. Независимость долго перетягивала. Только в 1765 году Даламберу присвоили звание титулованного или ординарного академика. И как же торжествовал Дидро, когда его друга, наконец, избрали!

Не меньшие, чем в математике, заслуги Даламбера и в астрономии. Одной теории предварения равноденствия было бы достаточно, чтобы обессмертить его имя. А ему принадлежат еще и сочинения о системе мира, теория движения Луны.

Продолжив своими трудами открытия Ньютона, он подготовил ими своего преемника Лапласа.

Нужно ли объяснять, какое значение имело для того времени развитие точных и естественных наук? И пусть сам Даламбер не поднялся до философского материализма, он много для него сделал.

А с другой стороны, не знаешь, кому из двух Даламберов отдать предпочтение: Даламберу-ученому или Даламберу-человеку, и как отделить одного от другого.

Очень характерна сама история знакомства Даламбера с Лапласом. Талантливый самоучка, деревенский парень, Лаплас приехал в Париж с рекомендацией какого-то важного лица, адресованной Даламберу. Но, получив рекомендательное письмо, академик юношу не принял. Тогда Лапласу пришла в голову счастливая мысль — самому написать Даламберу, изложив свои взгляды на общие законы механики.

Тот ответил ему на следующий же день. Знаменитый ученый писал безвестному молодому человеку: «Милостивый государь. Вы имели случай убедиться, как мало я обращаю внимания на рекомендации. Но вам они были совершенно не нужны, вы зарекомендовали себя сами, и мне этого совершенно достаточно, моя помощь к вашим услугам. Приходите же, я жду вас!»

И действительно, через несколько дней благодаря содействию Даламбера Лаплас получил место профессора математики в «Коллеж милитэр».

С тех пор Даламбер никогда не терял Лапласа из виду и всегда о нем заботился. Так он относился ко всем талантливым людям. Великодушие и широту души Даламбера характеризует следующий случай. Лагранж опровергал некоторые его математические теории, а он доставил своему оппоненту место и средства существования в Берлине.

Но от помощи бездарностям он отказывался куда решительнее, чем Дидро. Кстати сказать, Даламбер никогда не был профессором коллежа или университета и даже в молодости не давал уроков, довольствуясь своей скромной рентой.

Много лет он был постоянным секретарем Французской академии, отнюдь не скрывая неприязни, которую вызывали в нем многие академики.