Читать онлайн «Воспоминания». Страница 70

Конюшня для четырех лошадей, а также кухня находились в соседнем дворе. В самом саду имелся колодец со свежей и вкусной водой. Рядом с колодцем были сооружены беседки из виноградных лоз, меж которыми пролегали аллеи, орошавшиеся маленькими журчащими каналами.

14 марта в парадной форме мы нанесли визит шаху и первому министру. Они занимали павильоны в саду Хешт-Бехешт (Восемь раев) — апартаменты, в которых в свое время проживали члены прежней династии и которые еще сохранили в какой-то степени былой блеск. Обширные сады прорезались водопроводами и оросительными каналами. Теперь здесь стояли в беспорядке грязные палатки шахской охраны. Когда мы вышли от шаха и его министра, нас окружила толпа назойливых нищих, и лишь благодаря феррахам, сопровождавшим нас, мы спаслись от этой чумы. Позже я побывал в чистой армянской бане, где смыл с себя четырнадцатидневную дорожную пыль, а также дал сделать себе хороший массаж на персидский манер.

15 марта я навестил доброго старца отца Джиованни, уроженца Рима, с которым беседовал по-итальянски, что доставило ему большое удовольствие, потому что здесь ему редко удавалось поговорить с кем-нибудь на его родном языке. Он рассказал мне о своей судьбе. В Персии он прожил уже 30 лет и все это время боролся с фанатизмом шиитов. Он показал мне свою небольшую церковь и рефекторий.[106] Здесь я увидел плиты, под которыми покоились останки убитого под Гератом генерала Боровского и естествоиспытателя Аухера.

К периоду расцвета Джульфы относятся и многие христианские церкви, но теперь они уже разрушены. Особенно бросаются в глаза развалины бывшей иезуитской церкви. Находясь в Джульфе, я часто навещал достопочтенного старца, который сообщил мне много интересных данных о населении, различных племенах и расах, населявших Персию, а кроме того, легенду о знаменитой непорочной деве Фатме, похороненной в Куме, которую я рассказал выше.

10 марта вместе с нашим министрам я нанес официальный визит первому духовному лицу Персии, известному тогда моджтахиду Сейиду Багиру, имам-джоме (митрополиту) Исфахана, который кроме чая угощал нас елейной речью с цитатами из Корана. И так как, по персидскому обычаю, наши слуги подслушивали эту речь у открытого окна, то они подумали, что мы потрясены речью уважаемого моджтахида и не подвергаем сомнению ее правдивость. После визита мы проехали большую часть города и любовались базаром, называемым Мадер-и шах, великолепным караван-сараем с медресе, площадью Шах-майдан, парком Чахар-баг (Четыре сада) и мостом, у которого он кончается. Колоссальные размеры всех этих сооружений изумили нас. Стены-ограды бывших королевских садов были сложены из обожженного кирпича в виде повторяющихся арабесок и представляли собой нечто вроде решетки, через которую можно было обозревать внутреннюю часть садов, потому что они предназначались для публики, а не для личного пользования. Сады окружены не только высокими стенами. Вход в них расположен в трех шагах внутри ограды и закрыт поперечной стеной, чтобы нельзя было видеть внутреннюю часть сада. Чтобы войти в сад, надо обойти справа или слева этот небольшой барьер. Эта мера предосторожности, о которой уже говорилось, была продиктована ревностью, поскольку в саду могли находиться женщины, которых перс стремится любым способом оградить от постороннего взгляда.

В воскресенье, 17 марта, нам нанес ответный визит первый министр Мирза Хаджи-Агасси. Нас посетил также Манучар-хан, тогдашний губернатор провинции Исфахан и самого города. Армянин по происхождению, он в молодые годы находился в плену в Грузии и был оскоплен, но позднее поднялся до ранга хана. Манучар-хан обладал большим умом и энергией. Его боялись и почитали все его подчиненные и народ. Особенно дрожали перед ним «лути» Исфахана, своего рода хулиганы.

После этого визита полковник Дюгамель вместе с супругой отправился на мессу, которую служил в своей армянской церкви отец Джиованни. Церковь была пуста, так как армяне посещали лишь утреннюю мессу. На обратном пути мы проехали по улицам Джульфы. Из дверей выглядывали женщины и девушки, которые с любопытством рассматривали ферингов и особенно ханум (супругу министра). Армяне — красивый народ, и их женщины и девушки славятся на Востоке своей красотой. Природа одарила их свежим цветом лица, черными пылкими миндалевидными глазами, великолепными белыми зубами, пышными черными волосами. Только носы у них чуть великоваты. К тому же женщины выглядят в наших глазах безобразно из-за дурной привычки прикрывать нижнюю часть лица до кончика носа белой хлопчатобумажной тканью, так что не видно ни подбородка, ни рта, ни зубов: по их обычаю, иначе ходить неприлично. Они созданы целиком для дома и для семьи, очень умеренны в еде, и их содержание обходится весьма дешево. Тем не менее они любят, как и все дочери Евы, красивую шелковую одежду и украшения и очень гордятся богатыми нарядами.

20 марта в Исфахан приехал турецкий посланник Сарым-эфенди, а также маркиз де Лавалет с врачом господином Боре, который находился тогда на службе в Урмии у несториан. Эти господа, которые сразу по прибытии посетили нас, были первыми представителями французского посольства. Маркиз де Лавалет пригласил меня на souper en trois,[107] и мы очень весело провели вечер 22 марта. Это был приятный молодой человек, вдовец, ранее женатый на англичанке; поэтому он блестяще владел английским языком. Он рассказывал мне о своем путешествии и т. д. и курил мои настоящие гаванские сигары с истинным наслаждением, поскольку, как он выразился: «Nous sommes depuis long temps a sec, pour ce qui concerne les bons cigares».[108]

24 марта в Исфахан прибыло французское посольство. Покончив с аудиенцией у шаха и с визитами к вельможам двора, а также вручив Мохаммед-шаху подарки от Луи Филиппа, граф Серей пожелал взять реванш, обещанный нам в Тегеране, и пригласил всех нас на обед в свой дом в Джульфе. Обед или, скорее, ужин состоялся 8 апреля. Приятные, остроумные и веселые французы постарались, чтобы обед прошел в шутках и веселье, и смеху не было конца. После обеда все направились в кабинет графа, куда был подан кофе, и веселые французы начали хором петь свои чудесные песни, а один из них поиграл нам немного на рожке (корнета-пистон), инструменте, который как раз входил тогда в моду. Вечер у французского посланника был для меня самым приятным в Персии, и у нас сложились чрезвычайно дружеские отношения с этими остроумными французами. Их отъезд в Багдад в мае нас очень огорчил, так как своим присутствием в Персии они скрасили наше одиночество. Маркиз де Лавалет часто приезжал к нам обедать и развлекал нас шутками и забавными анекдотами так, что полковник Дюгамель однажды высказался, что присутствие Лавалета на наших ужинах производит на него такое же впечатление, как если бы он смотрел французский водевиль. При французском посольстве находились также архитектор Коста и художник Фландрен (скончавшийся в 1865 г.); оба они прославились своими замечательными рисунками и описаниями Исфахана, развалин Персеполиса,[109] Ниневии,[110] Вавилона и т. д. Позднее французское правительство опубликовало результаты их путешествия в отличном издании, куда были включены их великолепные планы и рисунки, изображавшие дворцы, здания и мосты Исфахана.