Читать онлайн «С дипломатической миссией в Берлин». Страница 20

Поддерживать связь с Вильгельмштрассе было поручено мне, и об этом представителю протокольного отдела сообщили через полчаса, когда он снова позвонил в посольство.

Записав мое имя, человек из германского МИДа сказал:

— В порядке исключения одному представителю посольства разрешается съездить в клуб и увезти то, что посольство считает нужным. Но это должно быть сделано до 6 часов вечера. После этого всем находящимся в посольстве лицам категорически запрещается выходить за пределы территории посольства. Представитель посольства, уполномоченный для связи с Вильгельмштрассе, может выезжать только для переговоров в министерство иностранных дел, каждый раз договариваясь об этом заранее, причем в сопровождении начальника охраны посольства — старшего лейтенанта войск СС Хейнемана. Через Хейнемана посольство, в случае необходимости, может связаться с министерством иностранных дел.

И он повесил трубку.

Как мы тут же выяснили, телефонная связь была односторонней; когда мы снимали трубку, аппарат по-прежнему молчал.

Решили, что в клуб на посольской машине лучше всего поехать мне. Мы уговорились, что, поскольку за один рейс удастся вывезти лишь ограниченное количество предметов, следует забрать прежде всего фильмы о Ленине — в апреле, ко дню рождения Владимира Ильича, они были присланы нам из Москвы, — а также собрание Сочинений Ленина и некоторые другие работы классиков марксизма. Мы не хотели, чтобы гитлеровцы устроили из этих фильмов и книг костры и организовали по этому поводу очередную антикоммунистическую демонстрацию.

Стоявший у здания клуба полицейский не был предупрежден о моем приезде и отказался меня впустить. Пришлось позвонить на Вильгельмштрассе. Напротив находилась небольшая лавочка, где торговали пивом, сигаретами и всяким хламом. По пути в клуб мы часто заходили туда, чтобы выпить холодного пенистого пива и поболтать с хозяином лавчонки старым Исидором. Туда я и зашел, чтобы воспользоваться телефоном-автоматом. Исидор встретил меня очень приветливо и, понизив голос, сказал, что потрясен известием о нападении на Советский Союз.

— Теперь уж совершенно неизвестно, когда все это кончится. Мы, действительно, напобеждаемся до смерти, — проворчал Исидор, когда я, разменяв марку на мелочь, направился к телефонной будке. Набрав номер протокольного отдела министерства иностранных дел, я пожаловался, что, несмотря на договоренность, не могу попасть в помещение клуба, поскольку охраняющий его полицейский не имеет на этот счет указаний.

— Сейчас мы примем меры, очень сожалеем, подождите около клуба, — ответили мне.

Подойдя к стойке, я заказал пива, и у нас с Исидором завязалась беседа, которая, конечно, все время вращалась вокруг темы войны и бедствий, которые она с собой несет.

Спустя минут 15 сквозь открытую дверь лавчонки я увидел, как к подъезду на противоположной стороне улицы подъехал мотоцикл с коляской, в которой сидел эсэсовский офицер. Он что-то сказал полицейскому, и тот, перебежав улицу, зашел в заведение Исидора и сообщил, что мне можно войти в здание клуба. Тем временем эсэсовский офицер укатил на своем мотоцикле, а полицейский вошел в клуб вместе со мной. Сперва он стоял молча в стороне, наблюдая, как я складываю круглые металлические коробки с фильмами. Но, когда я стал упаковывать книги, он принялся, не говоря ни слова, мне помогать: обвязывал стопки книг веревками и сносил их в машину. Я тоже ничего ему не говорил. Так молча мы работали довольно долго. Только когда я сел в машину и завел мотор, полицейский крикнул мне вслед:

— Желаю вам самого лучшего, товарищ…

Обернувшись, я помахал ему рукой. Эти две первые встречи с немцами после разбойничьего нападения гитлеровской Германии на Советский Союз — со старым Исидором и полицейским, охранявшим наш клуб, — показались мне знаменательными. Ни у того, ни у другого не чувствовалось ни злобы, ни отчужденности. Видимо, антисоветская пропаганда Геббельса не везде оказалась действенной!

Когда я вернулся в посольство, было без нескольких минут шесть — успел вовремя! Двор посольства походил на цыганский табор. С узлами и чемоданами сюда съехались работники посольства с семьями. Вокруг было много детей самого различного возраста — от грудных до школьников. В жилом корпусе места всем не хватило. Многие разместились в служебных кабинетах. Но это была лишь небольшая часть всей советской колонии, о которой мы должны были позаботиться. По уточненным спискам, оказалось, что вместе с членами семей в Германии и на оккупированных территориях находится свыше полутора тысяч советских граждан.

Утром следующего дня мне было предложено явиться на Вильгельмштрассе для предварительных переговоров. Об этом сообщил нам обер-лейтенант Хейнеман, который сопровождал меня в машине до министерства. Теперь главный подъезд здания выглядел снова будничным. Принявший меня чиновник протокольного отдела заявил, что ему поручено обсудить вопрос о советских гражданах в Германии и на оккупированных территориях. Он уже подготовил список, который, как я заметил, в основном совпадал с нашими данными. Чиновник сообщил, что все советские граждане интернированы. Однако, заявил он, проблема заключается в том, что в настоящее время в Советском Союзе находится только 120 германских граждан. Это, главным образом, сотрудники посольства и других германских учреждений в Москве.

— Германская сторона, — продолжал мидовец, — предлагает обменять этих лиц на такое же число советских граждан. Конкретные кандидатуры посольство может отобрать по своему усмотрению.

Я сразу же заявил решительный протест против подобного подхода к делу. Ведь именно тот факт, что в Советском Союзе осталось лишь 120 германских граждан, тогда как здесь находится свыше полутора тысяч советских людей, показывает, что не Советский Союз, как это сейчас твердит германская пропаганда, а Германия заранее готовилась к нападению на нашу страну. Решив начать войну против Советского Союза, германские власти позаботились о том, чтобы отправить из Советского Союза в Германию как можно больше своих граждан и членов их семей. Я сказал, что доложу послу о германском предложении по обмену, но уверен, что мы не тронемся с места, пока всем советским гражданам не будет предоставлена возможность вернуться на Родину.

— Дискуссию об этом я вести не могу, — заявил чиновник протокольного отдела, — я лишь передал то, что мне поручено. Должен также сказать, что германское правительство конфисковало в качестве военных трофеев все советские суда, оказавшиеся в германских портах.